Состоялись прения сторон по делу Оюба Титиева. Публикуем выступления адвокатов

Оюб Титиев — руководитель грозненского представительства Правозащитного центра «Мемориал», его обвиняют в хранении наркотиков (ч. 2 ст. 228 УК РФ). Дело сфабриковано.

Гособвинение: «Незаконный оборот наркотиков — общественно опасное деяние»

Прокурор Милана Байтаева обратила внимание собравшихся на общественную опасность незаконного оборота наркотических средств и наркомании, отметив, что это серьезная проблема всей страны. Огласив фабулу дела, прокурор заявила: доводы Титиева, что наркотики ему подбросили, в ходе судебного следствия не получили подтверждения. Также, по мнению Байтаевой, стоит «критически отнестись» к сообщению подсудимого о похищении его вещей полицейскими — в возбуждении уголовного дела было отказано. Утверждения защиты, что сотрудник полиции Гараев не мог увидеть наркотики в машине Оюба, опровергаются следственный экспериментом. Вина Титиева подтверждается показаниями свидетелей, экспертизами и прочими представленными суду доказательствами. Байтаева отметила, что права подсудимого не ограничивались и не нарушались в ходе процесса.

Прокурор Курчалоевского района Джабраил Ахматов заявил, что вина Титиева в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 228 УК РФ, доказана. Прокурор отметил смягчающие обстоятельства: подсудимый имеет положительные характеристики и ранее никогда не привлекался к уголовной ответственности, отягчающих обстоятельств нет. Он попросил суд признать Титиева виновным в хранении наркотиков и назначить ему в качестве наказания четыре года колонии общего режима со штрафом 100 тыс. рублей и годом ограничения свободы.

Адвокат Марина Дубровина проанализировала показания свидетелей

Дубровина рассказала, что Титиев с 2001 года работает в Правозащитном центре «Мемориал» и за семнадцать лет работы никогда не чувствовал себя в безопасности. Оюбу и другим сотрудникам «Мемориала» в Чечне не раз угрожали, некоторые его коллеги были вынуждены уехать из России. Оюб к наркотикам не имеет никакого отношения — его преследуют за его правозащитную работу.

Адвокат рассказала о первом задержании Титиева и подбросе наркотиков, о возможной фальсификации смывов с рук Титиева, о том, что после задержания правзащитника лишили помощи адвоката.

Дубровина проанализировала показания свидетелей защиты и обвинения. В частности, адвокат коснулась показаний ключевого свидетеля обвинения Амади Басханова. Дубровина отметила, что тот был дважды осужден за хранение наркотиков, но лишен свободы не был. Защита считает, что Басханов негласно сотрудничает с полицией и дал на Оюба ложные показания.

Адвокат Пётр Заикин привел более тридцати фактов нарушений закона и доказательств фальсификаций в деле​.

Его выступление продолжалось около трех часов. См. полный текст, подготовленный защитником к прениям.

Заикин, в частности, говорил о главном вещественном доказательстве — пакете с наркотическим веществом, якобы обнаруженном в автомобиле Титиева, липкой ленте с его волосами, которую силовики использовали при инсценировке пыток Титиева 10 января и якобы впоследствии обнаруженной экспертами на пакете с веществом, протоколе осмотра места происшествия и CD-диска к нему, протоколе следственного эксперимента, заключениях экспертов, которые также были проведены с грубыми нарушениями.

Также он напомнил о несостоятельности показаний «ключевого свидетеля» обвинения, наркомана Амади Басханова, и провале при опознании Титиева, о лжи 60-ти свидетелей обвинения-полицейских, которые утверждали, что в курчалоевском отделе полиции не существует Группы быстрого реагирования (ГБР), пытаясь тем самым опровергнуть версию Титиева о его задержании, о массовом «выходе из строя» всех видеокамер наружного наблюдения на пути следования Титиева от места задержания до Курчалоевского ОМВД и многом другом. Защита многократно доказывала в суде факт фальсификации уголовного дела и лживость показаний свидетелей обвинения, защита ходатайствовала о проведении проверок доводов обвинения, но суд отказывал в этом.

Выступление адвоката Ильи Новикова мы расшифровали полностью: 

«У меня есть возможность высказаться кратко благодаря тому, что мой коллега Заикин и моя коллега Дубровина выступили развернуто.

У гособвинения такой привилегии не было. Все выступление гособвинения по делу, следствие по которому заняло восемь месяцев, уложилось в 20 минут рабочего времени. Гособвинение дольше говорило о том, почему хранение наркотиков является опасным преступлением, способствующим росту терроризма, нежели занималось обоснованием вины Титиева.

Насколько я вынес из выступления наших уважаемых оппонентов, фактически теми свидетелями, на показания которых ссылается гособвинение, были Хутаев, Татаев, Данчаев, Гараев и Демельханов, может, одного или двух я упустил. При этом по делу допрошены только со стороны обвинения, не считая защиты, 65 человек. Все остальные уложились в формулировку, что виновность Титиева подтверждается показаниями иных свидетелей, а также вещественными доказательствами. Я полагаю, что это определенное следствие того, что уважаемый суд разбаловал сторону обвинения.

Последние три месяца, когда мы обсуждали ходатайства защиты о дополнении судебного следствия, мы неоднократно сталкивались с ситуацией, когда в ответ на наше развернутое ходатайство гособвинение лаконично высказывалось в том смысле, что оно не подлежит удовлетворению, потому что гособвинение с ним не согласно. Вместо того, чтобы, в соответствии с требованиями принципа состязательности, который установлен Уголовно-процессуальным кодексом, оценить по существу доводы обвинения и защиты, суд фактически засучивал рукава, выходил на субботник и при мотивировке отказа защите в ее ходатайстве делал работу гособвинения. То есть мы каждый раз в постановлении суда по тому или иному ходатайству находили аргументацию, которую мы не слышали в судебном заседании от уважаемых прокуроров.

Коль скоро состязательность в данном деле отчасти условна, мне придется подробнее высказаться о некоторых вещах, которые я ожидал услышать от гособвинения, но фактически на сегодняшнем заседании не услышал. Напомню канву вкратце, потому что канва отчасти потонула в деталях, но есть существенные обстоятельства, вокруг которых все строится и от которых мы не можем отдаляться.

Гособвинение, как и следствие, настаивает на том, что 9 января 2018 года машина Титиева была остановлена сотрудниками ГИБДД и при проведении рутинного осмотра сотрудник ГИБДД Гараев обнаружил пакет. Этот пакет вызвал у него подозрения, он сообщил в дежурную часть, что в машине есть подозрительный пакет, из дежурной части прибыла следственно-оперативная группа, пакет был осмотрен и изъят с участием понятых. В дальнейшем оказалось, что в пакете наркотическое вещество, обвинение в хранении которого было предъявлено Титиеву.

Титиев утверждает, что 9 января 2018 года его машина была остановлена дважды при тех обстоятельствах, о которых сегодня говорили мои коллеги. Первый раз, когда его привезли на территорию ОВД Курчалоевского района начальник уголовного розыска, Дени Джабраилов угрожал ему и настаивал, чтобы Титиев подписал признательные показания, самооговор. Когда Титиев отказался это сделать, его повторно привезли на то же место. Тогда появилась следственно-оперативная группа, появились понятые, был составлен протокол осмотра, и уже после этого машина Титиева второй раз заехала на территорию РОВД.

Разумеется, одним из существенных вопросов, которые редко возникают в делах по наркотикам, и в данном случае который дает не только защите, но и давал следствию — пока шло следствие — давал суду и гособвинению возможность проверить, какая из этих двух версий соответствует действительности — это возможность проследить по видеозаписям, по камерам наружного наблюдения на разных зданиях, которые находятся на трассе между местом остановки машины Титиева и РОВД, сколько раз машина проезжала в это утро, один или два. Как правило, если защита выдвигает версию подброса наркотиков, у защиты нет возможности ссылаться на доказательства такого рода, поскольку подброс наркотиков очень редко попадает на видеозапись, это должно быть редкое везение. В данном случае обстоятельства дела такие, что машина Титиева проезжала в РОВД или один раз, или два. Если она проезжала один раз — значит, Титиев говорит неправду, если два раза — значит, Титиев говорит правду по крайней мере в этом отношении, и, скорее всего, во всех остальных.

Это обстоятельство не вызвало никакого интереса у гособвинения, мы о нем ничего не услышали, защите пришлось подробно аргументировать, почему не выдерживает критики тезис о том, что такие записи невозможно было получить, что они все одновременно исчезли или не велись в тот день — не велись ни в РОВД, ни в государственных учреждениях, ни в частных магазинах, нигде. Любой непредвзятый наблюдатель, который не знает ничего о Титиеве, ничего не знает о личностях тех сотрудников следствия, которые вели дело, просто услышав, что следствие убедилось в том, что ни одной видеозаписи из более чем 15 штук за то утро не сохранилось, проникнется недоверием к тому, что такое следствие говорит по этому поводу.

Я напомню те существенные вопросы — самые существенные, на самом деле их больше, о них говорил мой коллега — которые защитой ставились на разных этапах, но так и не нашли вразумительного ответа в рамках данного дела.

Первый вопрос — о том, должен ли вообще настоящий суд рассматривать настоящее дело. Мы ставили этот вопрос в самом начале, когда суд еще не приступил к рассмотрению дела по существу. Дело в том, что руководством Чеченской Республики, в частности Рамзаном Кадыровым, делались публичные заявления, которые нельзя понимать иначе как утверждения о виновности Титиева. «Поймали наркомана!» — говорил он об Оюбе Титиеве. Все эти высказывания судом исследовались в рамках рассмотрения нашего ходатайства об изменении подсудности. Верховный суд Чеченской Республики, а также Верховный суд России, перед которым этот вопрос также ставился в процессуальном порядке, не нашли оснований для изменения территориальной подсудности этого дела на другой регион России. В то время как существует практика — она существует именно на уровне Верховного суда — об изменении подсудности Верховным судом в расширении той буквальной нормы, которая содержится в ст. 35 УПК о том, что в обычном случае такие вопросы решаются республиканским Верховным судом по месту действия, но Верховный суд России на настоящий день неоднократно изменял подсудность на другой регион по тем соображениям, что данное дело уже получило такого рода резонанс либо в нем прямо или косвенно задействованы лица, влиятельные в данном регионе, и это дает основание — в интересах правосудия, чтобы суд мог чувствовать себя свободным от влияния местных региональных властей — просто перенести в любой другой федеральный суд любого другого региона. Нам в этом было отказано. Мы еще вернемся к этому вопросу, если это дело в дальнейшем пойдет в следующие инстанции, поскольку вопрос важный и не праздный. Защитой высказывалось убеждение по итогам нашего судебного следствия о том, что возможно — со всем уважением к Вашей чести — судья, председательствующий по настоящему делу, не может себя чувствовать вполне свободно, поскольку такие высказывания — уже свершившийся факт, они сделаны, и оправдательный приговор Титиеву, для вынесения которого есть все основания у суда, может быть воспринят как противоречие уже высказанной точке зрения руководителя региона.

Далее. Нам никто не пояснил, включая самого Гараева, каким образом Гараев понял, что пакет подозрительный. Везде, во всех документах, в показаниях разных лиц — дежурного Ходчукаева, других сотрудников наряда ГИБДД — фигурировало слово «подозрительный», мы слышали, что «пакет подозрительный». «Пакет вызвал подозрение» — так это было записано в рапорте о получении вызова, так это было сказано следственно-оперативной группе: «Езжайте, там подозрительный пакет». Никто не объяснил, что же в этом пакете могло быть. Может быть, там была взрывчатка и нужно было звать взрывотехников. Может быть, там было оружие, может быть, там был яд и к нему вообще нельзя было прикасаться голыми руками. Этот момент не прояснен, в том числе и по итогам допроса самого Гараева — он крайне невразумительно об этом всем говорит.

Нам не пояснили, почему так быстро появились понятые. В 10:47 уже началась процедура осмотра. Те, кто пытался привлечь понятых на добровольных началах, знает, что далеко не первый встречный пойдет участвовать в такой процедуре. Здесь же двое первых встречных, за которыми ездил Данчаев, согласились. Несмотря на то, что у них не было паспортов — это анекдотичная вещь! — следователь Муратов привлек их в качестве понятых, поверил им на слово, записал паспортные данные с их слов, рискуя серьезными служебными неприятностями, если бы эти люди обманули его, если бы они были не теми, кем представились, или проживали бы не там. Он на это пошел.

Не нашел объяснения вопрос, почему не нашлось никаких следов рук на пакете. Не то что следов Титиева — вообще никаких следов. Внятного объяснения, почему такое может быть, когда брали пакет голыми руками, нет.

Зачем нужен был скотч на этом пакете? Зачем его туда лепить? Хорошо, он там есть — как он там оказался? Это не случайный обрывок, который мог пристать к пакету — это длинная полоска. Если она закрывала дырку в этом пакете, через которую могла просыпаться растительная масса — но проще было бы взять новый пакет.

Как вышло, что на ладонях Титиева обнаружены следы наркотического вещества, а под ногтями не обнаружены? Это невозможно объяснить с позиции здравого смысла, если он действительно прикасался к этому порошку. От вещества под ногтями всегда труднее избавиться, нежели от вещества на ладонях. Ладони вы можете вымыть с мылом один или два, в крайнем случае три раза — и вы уже устранили все следы. Должна была быть обратная картина, должны были быть следы под ногтями, а на ладонях они могли оказаться или не оказаться. Этот вопрос никто не попытался прояснить, несмотря на то, что защитой он ставился.

Куда делись все личные вещи Титиева? По версии следствия получается, что Титиев поехал на работу — во всяком случае, он куда-то поехал из Курчалоя. Вы можете не верить ему на слово, что он поехал на работу, хотя это подтверждали свидетели, помимо самого Титиева — но вы знаете, что он выезжал из своего села, что он не на соседнюю улицу за хлебом поехал. И при нем не было ни одного мобильного телефона — это нонсенс для современного человека. Я не выхожу из дома… а если я выхожу из дома и понимаю, что забыл телефон — я испытываю стресс, я понимаю, что я что-то важное пропускаю, я не могу никому позвонить, мне никто не может позвонить.

Куда выдворили Титиева? Сегодня об этом говорило гособвинение — Титиева, по завершении предварительных собеседований с ним, выдворили за территорию ОВД. Это не оформлялось. Мы знаем, что его фактически под охраной, так, что он не мог никуда пойти по своему усмотрению, отвезли в Грозный на экспертизу. Он сдавал анализы, которые выявили, что он не потреблял наркотики. Тем не менее, этот момент не объяснен.

Почему не пускали в ОВД адвоката Тельхигова?

Все эти моменты — на них мои коллеги уже обращали внимание, но я хочу еще раз на них акцентироваться — не прояснены ни по итогам судебного следствия, ни по итогам судебных прений стороной обвинения. А это важные вопросы. Они были бы важны в любом деле, не только в таком, которое привлекло такое колоссальное внимание, которое поставило рекорд России — это действительно рекорд, я вас поздравляю с этим, считайте, мы уже вошли во все учебники — по числу свидетелей в одноэпизодном деле: у нас их более 100 человек, 65 только со стороны обвинения.

При этом я еще не говорил о сравнительно мелких недостатках, к которым можно отнести, например, совершенно безобразный протокол осмотра, где данные понятых записаны с их слов, где фототаблицы к протоколу не существует, потому что диск, который приложен к этому протоколу, оказался пустым и мы не можем проверить, действительно ли фотографии снимались там в то время. Совершенно безумная процессуальная ситуация — ее, наверное, можно в какой-то мере списать на неумелые, а не злонамеренные действия следователя, но в совокупности со всеми остальными обстоятельствами этого дела — конечно, есть все основания, чтобы этому протоколу не доверять.

От суда требуется рафинированное, химически чистое отношение к допустимости и достоверности доказательств, чтобы огрехи, которые можно — или даже не очень можно — списать, можно сказать, что это техническая ошибка — становились основанием для исключения важнейшего доказательства дела. У нас, по моим наблюдениям, сложился стандарт оценки доказательств — я говорю уже о нашем процессе, хотя ситуация такова в целом — который не существует ни в одной другой известной мне юрисдикции.

Современным стандартом оценки доказательств по уголовным делам является «вне разумного сомнения», естественно, в пользу защиты. Обвинительный приговор выносится в том случае, если не осталось никаких разумных сомнений в виновности подсудимого — а мой коллега Петр Заикин говорил об этих сомнениях три часа!

Есть другой стандарт доказанности — стандарт «по большей вероятности», который применяется, как правило, в гражданских делах. Что более вероятно — что Титиеву подбросили наркотики или что это были его наркотики? Его нельзя применять в данном случае.

Но по тем промежуточным решениям, которые мы наблюдали, я вижу следующий уровень стандарта — стандарт «не исключено». Мы слышали прямо от суда, мы слышали подразумеваемым образом от гособвинения, что доказательство может считаться допустимым, если не исключено, что оно допустимо. Да, в протоколе нет необходимых реквизитов, мы видим, что следователь написал, что он запечатал машину на месте, а машина приехала самостоятельно в РОВД и только там была запечатана, мы видим, что она была запечатана не по правилам, что там нет подписей понятых в тех местах, где они должны быть — но ведь не исключено, что протокол составлялся честно! И я боюсь, что такое «не исключено» по многим пунктам, не только по протоколу, с которого все началось и который является центральным для нашего дела документом — я боюсь, что такое «не исключено» мы прочтем и в приговоре суда.

Меня очень резанула фраза прокурора «не может быть никаких сомнений в виновности Титиева». Это очень похоже на попытку говорить «халва» в надежде, что от этого станет сладко. Я допускаю, что субъективно… Хотя честно — нет, не допускаю! Я не верю, что у вас нет сомнений, уважаемое гособвинение. Вы знаете дело не хуже нас, вы прекрасно знаете все обстоятельства, вы знаете, какая натяжка содержится в этом вашем тезисе. Я думаю, что в этом зале нет ни одного человека, который вам бы в этом вопросе поверил. И речь не только об этом зале сейчас, о том составе, в котором собралась публика на судебные прения.

Говорили мы о свидетелях со стороны защиты, которые сюда приходили. Это были очень специальные свидетели — я имею в виду соседей Титиева. Это были старые люди, у многих из них местом рождения по паспорту значится не Чеченская Республика, село Курчалой, а Киргизская ССР, Ворошиловский район, как и у самого Оюба Салмановича Титиева. Это «дети „Чечевицы“ — то поколение, которое непосредственно было свидетелями в раннем детстве или родились после высылки. Эти люди очень непростую прожили жизнь, сейчас они все пожилые, сейчас они все — хотя бы в силу возраста, даже если мы не знаем ничего про их персональные заслуги, просто в силу того, кто они — пользуются определенным весом. Их слова — это не просто слова, это не сплетня, не что-то сказанное вскользь — это слова, которые говорились в суде в качестве показаний. Послушайте, что эти люди здесь говорили. Да, конечно, они говорили то, что ожидается услышать от свидетелей защиты — что мы знаем Титиева как хорошего соседа, хорошего мусульманина, порядочного человека. Но мы их спрашивали: верите ли вы обвинению — и слышали от них: нет, не верим. Это нонсенс в том случае, если дело, поставленное на такую широкую ногу, ведется должным образом.

Мы можем ждать, что в СМИ появятся сообщения о том, что по делу Титиева постановлен приговор, а по некоторым признакам я, Ваша честь, опасаюсь, что приговор будет обвинительным. Хотя я категорически с этим не согласен, но определенные приметы об этом говорят.

Пресса, конечно, может сообщить, что виновность Титиева установлена приговором по делу, по которому допрошено свыше 100 свидетелей. И, может быть, человеку, который знает о деле только количество свидетелей, а не их качество, этого будет достаточно. Кто-то скажет: да, раз суд допросил 100 человек и никому из них нечего было сказать в защиту Титиева, то, наверное, он действительно виновен. Но мы-то — не эти посторонние люди, мы все это слышали и видели!

Фальсификации, которые были допущены по этому делу, могут достигать своих целей только в том случае, если люди, которые их исполняют, могут заставить молчать. Не обязательно адресно заставить, не обязательно подойти и запугать или пригрозить чем-то, или подкупить. Просто своей репутацией, тем, что известно, как они ведут свои дела, могут заставить любого, кто не согласен с обвинением, молчать об этом — по крайней мере не приходить в суд и не заявлять о своем несогласии публично. То, что 20 человек, пожилых людей, стариков, пришли и сказали, что они не верят обвинению Титиева — это, в определенном смысле, приговор, и приговор даже более суровый, чем тот, которого гособвинение просит для Титиева. Потому что фактически вас обвинили и признали виновными во лжи. Понятно, что никто не давал специально этим людям таких полномочий, но я посмотрю на того, кто оспорит эти их полномочия! И этот приговор совершенно не подлежит никакому обжалованию, его невозможно пересмотреть и невозможно отменить. Люди Курчалоевского района устами этих пожилых людей уже сказали, что они думают об этом деле. Вы пытаетесь защитить их от роста терроризма, вызванного оборотом наркотиков, а вам говорят: мы вам не верим, Оюб Титиев не мог такого сделать, мы знаем его всю его жизнь.

В другом случае, выступая „адвокатом дьявола“, пытаясь поставить себя на место гособвинения или следствия, я бы сказал: ну, наверное следствие, которое знает все обстоятельства дела, владеет фактурой, которое не опирается только на личные отношения, как соседи, которое уверено в своих выводах — оно может иметь смелость, и государство может пойти против общественного мнения, когда есть уверенность, что действительно виновный в тяжком преступлении найден, изобличен и его виновность доказана. А потом история рассудит. Закон суров, но он закон, он един для всех и так далее. Но ведь здесь это не так.

Пятьдесят человек, пятьдесят сотрудников отдела полиции Курчалоевского района, которые были привлечены в качестве свидетелей и которых сегодня здесь не упомянуло гособвинение в подтверждение того факта, что Оюб Титиев говорит неправду, утверждая, что в курчалоевском отделе полиции есть Группа быстрого реагирования — это очень характерный симптом. Я думаю, что все юристы, которые присутствуют в зале, поймут, о чем речь. У каждого адвоката в какой-то момент его карьеры появляется клиент, доверитель, который считает, что слабость позиции может быть скомпенсирована обилием исходящих с его стороны материалов. Он просит приобщить к делу почетную грамоту за участие в школьном конкурсе, письмо от организации, где он работал 10 лет назад, письма, которые он отправлял в администрацию президента — все что угодно, любое количество бумаг, какое бы косвенное отношение они к делу ни имели. И не дай Бог адвокат не пойдет навстречу такому доверителю. И если, не дай Бог, дело будет проиграно — этот человек будет свято уверен и его никто не разубедит, что оно проиграно не потому, что позиция была неверна, а потому что злодей-адвокат не представил его школьную грамоту об участии в конкурсе самодеятельности.

Прокуратура в уголовном процессе по отношению к государству в целом, к властям — будем так это называть — играет ту же роль, что адвокат по отношению к своему доверителю в гражданском процессе. Откуда взялась идея, что Титиева можно изобличить во лжи, приведя на процесс пятьдесят сотрудников, которые скажут, что в структуре отдела полиции Курчалоевского района нет Группы быстрого реагирования? Частное лицо может себе позволить быть капризным, может себе позволить злоупотреблять временем суда и процессуальных оппонентов, перегружая его такого рода материалами в надежде, что какой-нибудь из них, может быть, сработает, а если нет — по крайней мере он будет себе говорить, что сделал все возможное. Государство не может себе этого позволить без потери лица и без потери авторитета.

Сегодня в прениях мы не услышали от гособвинения ни одной ссылки ни на одного из этих свидетелей, если не считать единственной фразы „вина Титиева подтверждается иными свидетельскими показаниями“. И в то же время во многих случаях, когда защита заявляла то или иное ходатайство, мы выслушивали от наших оппонентов тезис, что защита заявляет ходатайство, чтобы затянуть время судебного разбирательства — в то время, как мы не менее трех месяцев из нашего рабочего времени потратили на опрос вот этих вот пятидесяти людей, которые изначально, еще следователю под протокол, сказали, что они ничего не знают об этом деле и ничего не могут сказать. Это маркирует в данном случае не столько рабочий стиль тех представителей гособвинения, которые участвуют в данном деле, сколько позицию государства, тех, кто принимали решение, каким сделать это дело, какую начинку положить в этот пирог. Эти люди посчитали, что таким путем они достигнут каких-то целей. Очевидно, что они их не достигли.

Один-единственный свидетель, на котором я хотел бы специально остановиться и показания которого я хотел бы процитировать дословно в том виде, как они присутствуют в деле и как мы их исследовали в судебном заседании — это тот самый Басханов. Точно также — даже в большей степени — как с этими пятьюдесятью „свидетелями ни о чем“, в случае с Басхановым его отсутствие в деле Титиева было бы более выгодно для достоверности позиции следствия, более выгодно стороне обвинения. Я зачитаю его показания, которые у нас изучались и на которые я вправе ссылаться. Он подтвердил в судебном заседании, что да, это его показания, что он именно так это излагал следователю.

Протокол допроса свидетеля от 10 января 2018 года, на следующий день после задержания Титиева. Начат в 13:15. И далее следуют записанные следователем слова Басханова.

„Примерно в конце ноября или начале декабря 2017 года в обеденное время — более точную дату и время сказать не могу. Я вышел из дома и пошел в ларек, который расположен по улице Муслима Гаирбекова, более точно не могу сказать, но могу визуально показать для того, чтобы купить себе насвай. Выйдя из дома, я по улице Идрисова пошел в ларек, где продают насвай. Пройдя по улице Идрисова и дойдя до улицы Магомедтагирова, я, чтобы сократить путь, прошел через дворы домов, как обычно. Когда я проходил мимо домов, которые были расположены с левой стороны от меня и между которыми есть небольшой проход, я случайно обратил внимание на пожилого мужчину, который стоял в проходе между домами и курил. Обратил я внимание на данного мужчину из-за того, что я услышал доносящийся от него запах конопли от курения. Я ранее привлекался к уголовной ответственности по ст. 228 УК РФ за незаконное хранение наркотического средства, а именно конопли, и знаю этот специфический запах очень хорошо. В тот день, купив насвай, я вернулся домой. Спустя несколько дней, то есть 07 декабря 2017 года, примерно в 11:30 я также пошел в ларек, который расположен по улице Муслима Гаирбекова для того, чтобы купить себе насвай. Пройдя мимо домов, о которых я говорил ранее, в том же самом месте, в проходе между домами, я увидел снова того же пожилого мужчину, которого видел в конце ноября или начале декабря 2017 года, который тоже курил сигарету и снова от него шел запах конопли. Я очень удивился, так как это было светлое время суток и данный мужчина, не боясь, курил коноплю. Я ничего не сказав прошел мимо, после чего я пришел в ларек, где хотел купить себе насвай. В ларьке в ходе разговора с продавцом я сказал, что собираюсь употребить насвай вечером. Продавец стал меня упрекать за то, что покупаю насвай, чтобы употребить его в это время, так как ночь с четверга на пятницу считается святой ночью. Мне стало стыдно, я решил не покупать насвай и ушел домой. Придя домой, я совершил обеденный намаз и долго размышлял над словами продавца. После этого я не ходил в данный ларек чтобы покупать насвай, так как я перестал его употреблять.

9 января 2018 года я рассматривал новостные страницы в сети интернет и увидел сайт, где рассказывали о Титиеве Оюбе, который является правозащитником какой-то организации, у которого сотрудники полиции в Курчалоевском районе обнаружили растительное вещество с запахом конопли. В Титиеве Оюбе я узнал мужчину, которого я в конце ноября и 7 декабря 2017 года видел в проходе между домами курящим сигарету и от которого шел специфический запах конопли от курения. Об этом я при встрече рассказал сотруднику уголовного розыска по имени Ризван, фамилии его я не знаю.

Вопрос к свидетелю Басханову: почему вы запомнили именно этот день и дату 7 декабря 2017 года?

Ответ свидетеля Басханова: Я запомнил, что это было 7 декабря 2017 года, потому что у меня произошел разговор с продавцом, в ходе которого он меня пристыдил. В этот день я серьезно задумался над своим поведением и именно с этого дня я перестал употреблять насвай и именно поэтому запомнил этот день.“

13 сентября 2018 года мы допрашивали свидетеля Басханова в этом зале на этом самом месте. Как уже говорили мои коллеги, этот допрос сопровождался очень своеобразными обстоятельствами. У нас у всех трех и, насколько я знаю, не только у нас, но и у других граждан, которые присутствовали в тот день в зале, сложилось однозначное убеждение, что этот человек, когда он вошел в зал суда и представился суду, находился в состоянии наркотического опьянения — как минимум находился под воздействием каких-то необычных веществ. У него очень характерно блестели глаза, очень характерные были зрачки, очень характерная манера двигаться, он резко поворачивал голову, в общем, он вел себя так, как мы ожидали от человека, который находится под воздействием веществ. Мы ставили перед судом вопрос об его обследовании, суд не посчитал это нужным, но уже к концу второго часа допроса свидетель Басханов стал проявлять признаки физического недомогания, ему стало плохо. Суд был вынужден по этому поводу объявить перерыв, и в конечном счете мы просто прервали допрос свидетеля, когда стало понятно, что он просто не в состоянии собой владеть. Он невпопад отвечал на вопросы, он странно себя вел, он не был похож на нормального человека, который находится в трезвом состоянии. И то, что мы от него услышали, далеко уходит за пределы того, что я сейчас огласил. Мы от него услышали, в числе прочего, что этот самый Ризван, чью фамилию он не помнит — его друг. А Ризван Сулейманов, сотрудник Грозненского ОВД, которого мы допросили некоторое время спустя, показал, что он не друг Басханова, что он просто общался с Басхановым как с фигурантом дела, когда его задержали по 228 статье. Басханов показал, что эта счастливая цепочка случайных встреч — когда он случайно дважды встретил Титиева на улице курящим коноплю, потом он случайно встретил в маршрутке парня, который смотрел статью про Титиева, потом он случайно встретил на улице Ризвана Сулейманова. Цепочка продолжилась, удача перескочила на Ризвана Сулейманова, потому что Ризван Сулейманов в тот же вечер встретил своих знакомых из отдела полиции Курчалоевского района, которые приехали по своим делам в Грозный, и сообщил им случайно узнанную новость о том, что вот есть такой человек, который узнал задержанного Титиева и может быть стоит его допросить и взять показания.

И эта цепочка замыкается в 13:15 10 января. Почему это важно? Мне прекрасно известно, что то, что я говорил о стандарте „не исключено“, у нас в России дополняется таким народным правопониманием, народным правосознанием, которое, к сожалению, все чаще и чаще проявляется у профессиональных юристов, в том числе и у судей — то, что в просторечии называется „жегловщина“: если человек действительно виновен, то не отпускать же его на свободу только потому, что правоохранители нарушили закон. Мало ли кто там нарушил закон! Вор должен сидеть в тюрьме, наркоман должен сидеть в колонии. Так вот именно этот протокол допроса Басханова от 10 января 2018 года как минимум также наглядно, как все сломавшиеся видеокамеры, может быть, даже еще нагляднее показывает траекторию, по которой фальсифицировалось это дело.

Так не бывает! Есть предел тому, про что можно сказать „не исключено“, не становясь посмешищем. Да, не исключено, что понятые быстро нашлись, да, не исключено, что следственная группа быстро приехала, да, не исключено, что следователь добросовестно перепутал какие-то вещи, да, не исключено, что эксперты были добросовестны, когда нарушали методики — но вот этого не бывает! Следствие добросовестно расследует пока еще не до конца выясненный эпизод с пока еще не до конца проведенными экспертизами — еще только 10 января, они только 9-го отправили все вещества на исследование — Титиев задержан менее двух суток, ему еще не избиралась мера пресечения. Следствие в такой ситуации, если оно с самого начала не готовилось фальсифицировать по совершенно конкретной статье в отношении совершенно конкретного человека уголовное дело, не занимается таким хаотичным и поспешным поиском свидетелей. Причем это свидетель не чего-то второстепенного, не свидетель, который сказал, что видел, как Титиев общался с человеком, который известен как наркоторговец — такое могло бы быть. Он не говорил, что слышал от других, как кто-то говорил, что Титиев употребляет наркотик. Он говорит то единственное, что, наверное, готовы были от него услышать следователи — он говорит, что он лично, сам, своими глазами — причем не один раз, а дважды, и не где-то, а на улице в Грозном — видел, как Титиев стоит и курит наркотик.

То, каким образом вся эта ситуация оказалась „смазана“ в результате неудавшейся процедуры опознания, и то, что, несмотря на эту неудавшуюся процедуру опознания, следствие все-таки не отказалось от использования показаний Басханова и самого производства по Титиеву, на мой взгляд, маркирует вторую цель, вторую задачу фальсификации этого дела.

Первой задачей, разумеется, как показали мои коллеги, было пресечь, остановить деятельность Титиева как главы грозненского „Мемориала“, помешать ему защищать тех людей, которых он считает правильным защищать, и которых местное руководство не считает правильным защищать. А второй целью было, конечно же, его лично опозорить. У него был с собой легальный травматический пистолет. Многие свидетели показывают, что он носил его с собой постоянно. Если бы задача была только остановить его деятельность, не было бы ничего проще, чем подбросить ему оружие. Но так сложилась ситуация, так сложились обыкновения, что репутацию такого человека, как Титиев, в данном регионе это не разрушило бы. Его репутацию можно было разрушить только показав его соседям, людям, с которыми он общается всю жизнь, что он все это время им лгал. Что он говорил: я мусульманин, я не пью и не курю — и при этом потреблял наркотики. Вот это была вторая задача и ее без Басханова было нельзя решить, поскольку анализы показали, что в крови Титиева нет никаких следов наркотика. И ее стали решать, от решения не отказались вплоть до сегодняшнего дня.

Титиева судят не как хранителя наркотиков для кого-то другого, с целью передачи кому-то другому — это ему не вменяется. Ему с тем же успехом могли подбросить гораздо больший объем наркотика домой — хоть пять килограммов героина — и обвинить в наркоторговле. Нет, настаивают на том, что Титиев именно наркоман и, если бы этому поверили, это погубило бы его в глазах соседей. К счастью, этому не верят. Я думаю, что и не поверят.

Получилось так, что мы с коллегами часто сюда прилетаем. Одна из вещей, которую я вижу, подлетая к грозненскому аэропорту „Северный“ — красивая и правильная цитата Ахмата Кадырова, написанная огромными зелеными буквами на здании аэропорта: „Мое оружие — правда, и против этого оружия бессильна любая армия“. Там не написано: „Мое оружие — неработающие камеры и против этого оружия бессильны любые адвокаты“. Я считаю, что это трусость — посылать своих подчиненных, зависящих от тебя людей, давать ложные показания в суде. Тем более молодых людей.

Я хочу напомнить суду и участникам процесса допрос свидетеля Данчаева. Это был молодой — ему нет еще тридцати лет — сотрудник ГИБДД, который ездил за понятыми. Его роль в этой истории была минимальна. Насколько мы можем судить, он сам не занимался подбросом наркотиков и не инсценировал эту ситуацию. Он был младшим членом этой группы. Но он должен был прийти сюда, встать за эту кафедру и дать суду показания. Ему стало физически плохо. Пришлось переносить его допрос. Он чувствовал себя хорошо, но, когда пришло время говорить, побледнел, закачался и не смог этого сделать. На мой взгляд, это говорит о нем хорошо. Может быть, я трактую увиденное чрезмерно в пользу этого человека, он все-таки потом пришел и дал ложные показания против Титиева, но ему было нелегко это сделать. Он явно испытывал внутренние колебания — не знаю, религиозного свойства или морального. Я не знаю этого человека. Но я видел, что эта ложь, которую сказали ему произнести, не была его инициативой, она далась ему очень непросто. Было совершенно понятно, что это не его выбор.

Для меня очень важно сказать об этом сейчас — потом будет поздно — о той роли, которую Титиев играет в своем селе, среди своих соседей, насколько она важна и уникальна. Данчаев, другие молодые люди — насколько им легко оказаться дезориентированными в жизни! В шестнадцать лет мальчику кажется, что быть чемпионом по боксу важнее, чем быть ученым. В восемнадцать — что иметь красивую и дорогую машину важнее, чем помогать другим. В двадцать пять — что выполнить поручение начальства и понравиться ему, получить его одобрение важнее, чем сказать правду. Если у него нет поблизости человека, который своим личным живым примером может показывать, что можно быть сильным, благородным, добрым человеком, ему очень непросто выйти из этой колеи, которая может привести его вот за такую трибуну, к необходимости лгать, понимая, что он лжет.

Оюб Титиев, наверное, может быть заменим другим человеком в качестве правозащитника. Хотя с потерей качества. Нам говорили его коллеги из „Мемориала“, другому человеку, постороннему, если сюда кто-то приедет, не будут так верить, как верили Титиеву. Но в принципе выполнять эту функцию — сбора информации, защиты прав, оказание помощи — наверное, могут многие люди.

Но быть вот этим живым примером, как это долгие годы делал Титиев, могут очень немногие люди.

Фактически сейчас нам предлагают этого человека вырвать из его среды, из его общины, и отправить на четыре года за решетку, наказав этим не только его самого и его семью.

Еще одна вещь, которая мне резанула слух: гособвинение, упоминая обстоятельства, смягчающие вину, забыло о том, что у Титиева есть несовершеннолетний ребенок. 4 года обвинением были запрошены без учета этого обстоятельства. Но это не единственный ребенок. Были молодые люди, которые фигурировали здесь, которых Титиев учил, тренировал. Очень важно, что он им показывал себя — как нужно жить и кем нужно быть. Они его будут лишены и это будет исключительно результатом вот этой фальсификации.

Последнее, о чем я скажу. Титиева многие журналисты сравнивали, имея в виду его имя, с многострадальным Оюбом из Священного писания, с Иовом Многострадальным, подразумевая, что он правильный, благородный человек и страдает. Я понимаю, что Оюб скромный человек и ему неприятно про себя такое слушать, но я скажу. На него обрушились испытания, которые он встречает стоически, без жалоб и ропота.

Но мне эта история напоминает другой сюжет, тоже из Священного писания — историю деда Иова, Лота. Она немного по-разному трактуется в Коране и в Библии. В частности, из Корана мы знаем, что Лот был дедом Оюба. В библейской версии гораздо подробнее излагается эпизод разрушения Содома. Когда Авраам узнает, что Содом приговорен, так как погряз в грехе, потому что там развращают молодежь… А я считаю, то, что происходило на этом суде в части допроса свидетелей — молодых людей, которых заставили давать ложные показания, ничем не лучше. Так вот, когда Авраам узнает об этом, то он пытается у Бога выторговать прошение Содома, ради тех праведников, которые в нем живут. Он говорит: „Неужели, если там есть хотя бы пятьдесят праведников, ты не помилуешь город ради них?“ Бог отвечает, что ради пятидесяти помилует. Бог знает, сколько там праведников, для него это не тайна. Авраам понимает, что может не найти такое количество и говорит, что там может быть сорок пять. Бог отвечает, что и ради них помилует. Может тридцать? Ради тридцати тоже. И так до десяти. На этом беседа кончается. Как мы знаем, не нашлось в Содоме десяти праведников, а праведнику Лоту ранее пришлось бежать со своей семьей.

Эта история, по-моему, не требует религиозного отношения, она содержит в себе мораль абсолютно универсальную, общепонятную. В русской поговорке об этом сказано, что село не стоит без праведника. Те люди, которые затеяли все это, отдавали приказ подбросить Титиеву наркотики, говорить везде, что он наркоман, позорить его, исполняли все это… Они уверены, что в их селе, в их местности, без Оюба Титиева хватит этих праведников. Может, они думают, что на Курчалой не обрушится огненный дождь — так жители Содома тоже так не думали. Они считали, что Лот, этот чудак, защищает тех людей, которых не нужно защищать. И мы знаем, чем это все кончилось».