Дело лидеров ингушской оппозиции: очередные допрошенные потерпевшие не имеют претензий к подсудимым

18 и 19 мая в Ессентуках после девятнадцатидневного перерыва состоялись очередные заседания Кисловодского городского суда по делу лидеров ингушской оппозиции Ахмеда Барахоева, Мусы Мальсагова, Исмаила Нальгиева, Зарифы Саутиевой, Малсага Ужахова, Багаудина Хаутиева и Бараха Чемурзиева. Им предъявлены обвинения в организации насилия против представителей власти на митинге в Магасе в 2019 году, а также в создании экстремистского сообщества или участии в нём. Всех семерых Правозащитный центр (ПЦ) «Мемориал» признал политическими заключёнными. На заседаниях были допрошены девять засекреченных потерпевших.

В эти же дни с использованием системы видеоконференции (ВКС) Ставропольский городской суд рассмотрел апелляционные жалобы на решение Кисловодского горсуда, продлившего 20 апреля срок ареста подсудимым ещё на три месяца.

В первый день в Ессентуки поддержать обвиняемых прибыли более 30 человек, из Ингушетии — республиканский муфтий Иса Хамхоев, члены Совета тейпов, активисты, ранее осуждённые за события на митинге 27 марта 2019 года, родственники обвиняемых; из Москвы, помимо правозащитников Льва Пономарёва и Олега Орлова, ставших общественными защитниками Бараха Чемурзиева и Зарифы Саутиевой, приехала председатель Комитета «Гражданское Содействие» и член Совета ПЦ «Мемориал» Светлана Ганнушкина.

В начале заседания 18 мая Саутиева заявила ходатайство о допуске в процесс в качестве её защитника Светланы Ганнушкиной. Судья отказал, сославшись на то, что, помимо адвокатов, у неё уже есть защитник — Орлов.
18 мая были допрошены четверо засекреченных потерпевших, 19 мая предполагался допрос ещё пятерых, однако в связи с невозможностью наладить видеоконференцию этот допрос был перенесен на следующие заседания. Все четверо допрошенных — сотрудники Росгвардии, командированные в марте 2019 года в Ингушетию из других регионов. Их настоящие имена в рамках уголовного дела скрыты под псевдонимами, во время судебного заседания они находились по месту своей постоянной службы, допрос проходил по ВКС, допрашиваемых не было видно на мониторе.

Суд традиционно отклонил ходатайство защиты о рассекречивании их настоящих имён.

Как и все ранее допрошенные потерпевшие, эти силовики рассказали, что рано утром 27 марта 2019 года их подразделению поступил приказ вытеснить митингующих (250–300 человек) с площади Магаса. Руководство объяснило, что митинг незаконен, поскольку он был согласован только на один предыдущий день. Об этом же по громкоговорителю объявили митингующим. Отвечая на вопросы адвокатов, потерпевшие сообщили, что до начала вытеснения никто из митингующих не совершал на площади никаких противоправных поступков.

Экипировка у росгвардейцев была соответствующая поступившему приказу («по массовым», как сказал один из потерпевших): бронежилеты, наколенники, шлемы, резиновые дубинки и щиты у тех, кто был в первом ряду. Они построились в «боевой порядок» и приступили к вытеснению, но неожиданно столкнулись с серьёзным противодействием со стороны митингующих: те создали препятствия из турникетов и мебели, в росгвардейцев полетели камни и стулья, их били флагштоками. Более того, часть митингующих каким-то образом оказалась сзади наступающих силовиков, и те оказались «зажаты в клещи». С трудом им удалось отступить. Больше их подразделение попыток вытеснить с площади протестующих не предпринимало.

Потерпевший «Гаврилин» вспомнил, что в самый трудный для его подразделения момент между росгвардейцами и толпой встала цепь ингушских полицейских. Это разрядило обстановку и позволило им отступить. Потом в толпе митингующих какие-то люди стали что-то громко говорить по-ингушски, после этого толпа стала расходиться. При этом потерпевшие «Сапин» и «Ашимов» вспомнили внешность одного из выступающих — пожилой человек с бородой, в тёмной куртке, каракулевой шапке и с палкой в руках. Они назвали его «старичком». «Все правильно, но я не „старичок“, а старик!» — прокомментировал со скамьи подсудимых Ахмед Барахоев.

По утверждению допрошенных, в ходе столкновений некоторые сотрудники Росгвардии получили ушибы, но серьёзно пострадавших в их подразделении не было. Сами они рапорты начальству о полученных ударах не писала, за медицинской помощью не обращались и медосвидетельствование не проходили, не просили признать их потерпевшими, поскольку «не получили каких-либо серьёзных телесных повреждений» благодаря экипировке.
Отвечая на вопрос гособвинителя о том, руководил ли кто-то действиями митингующих, потерпевшие сообщили, что видели людей, которые выступали перед собравшимися, но «не на русском языке, поэтому понять их нам было невозможно».

Никто из допрошенных ничего не знал ни о рассматриваемом уголовном деле, ни о подсудимых. Претензий к ним не имеют.

Во второй половине дня 18 и 19 мая по ВКС проходило заседание Ставропольского городского суда. Рассматривалась апелляционная жалоба на решение Кисловодского горсуда, продлившего 20 апреля срок ареста подсудимым ещё на три месяца.

Прокурор Тимур Золотовский вначале не стал излагать свою позицию, сказав, что она подробно изложена в обжалуемом защитой постановлении суда. Адвокаты отметили, что позиция прокурора в этом документе сводится к одной фразе: «Основания, послужившие для избрания меры пресечения в виде заключения под стражей на стадии предварительного следствия, до настоящего времени не изменились». Ничего, кроме этих слов, прокурор на заседании 20 апреля не произнёс. Между тем, с начала процесса уже допрошено большинство свидетелей обвинения, все потерпевшие засекречены. Исходя из этого, нет даже теоретической возможности, что подсудимые в случае освобождения из-под стражи, могли бы угрожать свидетелям или потерпевшим, препятствовать правосудию.

Ахмед Барахоев рассказывает Светлане Ганнушкиной о жизни в СИЗО. Фото Олега Орлова

По ходатайству защиты суд исследовал документы, имеющиеся в деле об избрании меры пресечения. После этого адвокаты в прениях указали, что в материалах нет доказательств, что подсудимые, если они не будут находиться под стражей, могут и намерены скрыться или заниматься преступной деятельностью. Более того, Ужахов, Нальгиев и Саутиева были задержаны значительно позже других, они прекрасно понимали, что скоро может наступить их очередь, но не пытались скрыться. Когда в апреле 2021 года суд изменил Саутиевой меру пресечения и она шесть дней находилась под домашний арестом, она не пыталась скрыться, никаких претензий к ней не было. У некоторых подсудимых есть серьёзные хронические болезни, требующие постоянного медицинского наблюдения и помощи, а это невозможно обеспечить в условиях СИЗО. Среди подсудимых есть люди преклонного возраста. Причины, по которой подсудимых держат под стражей, не имеют никакого отношения к закону. Это, во-первых, попытка давить на них, сломать их, вынудить признать вину, и, во-вторых, запугать общество, показывая, как власть поступает с теми, кто не боится открыто критиковать власть и организовывать мирный протест. Адвокаты и защитники обращали внимание суда на то, что подсудимые — очень уважаемые в Ингушетии люди.

Подсудимые молятся в перерыве заседания. Фото Олега Орлова

Подсудимые, адвокаты и защитники в своих выступлениях выражали сомнение в независимости, честности и объективности суда, но, тем не менее, взывали к совести судьи, просили его изменить меру пресечения на не связанную с содержанием под стражей.

Прокурор в прениях был чуть многословнее, чем в начале процесса. Он заявил, что основанием для продления содержания под стражей является не только тяжесть преступления, но и сведения о личности каждого из подсудимых (далее этот тезис он не прояснил, несмотря на настойчивые призывы защиты), а также «угроза наступления негативных последствий при изменении меры пресечения на более мягкую, не связанную с содержанием под стражей» (в чём состоят эти последствия, прокурор тоже не пояснил). Затем он обратил внимание суда на то, что «Барахоев имеет гражданство Республики Казахстан, Нальгиев скрывался от органов предварительного следствия, был объявлен в розыск и задержан в конце концов, Саутиева пыталась скрыться за пределы Республики Ингушетия, вывозилась своим родственником и была задержана на территории Кабардино-Балкарии. То, что она, находясь под домашним арестом, не скрылась, не свидетельствует о том, что она не сделает это позже».

По мнению выступивших с репликами адвокатов подсудимых, ссылка прокурора на то, что Барахоев имеет гражданство Казахстана, была бы понятна, если бы тот получил это гражданство, когда его начали преследовать. Но он уже не один десяток лет имеет его — ведь он родился и вырос в этой стране, куда были депортированы в 1944 году его родители. Утверждения о том, что Исмаил Нальгиев скрывался от следственных органов, — голословное, оно не подтверждено исследованными материалами дела.
В «аквариуме» слева направо: Муса Мальсагов, Исмаил Нальгиев, Барах Чемурзиев. Фото Олега Орлова

Адвокат Магомед Абубакаров заявил: «Утверждение прокурора, что Зарифа Саутева пыталась скрыться, — бесстыжее враньё. Она на тот момент не была ни подозреваемой, ни обвиняемой, в отношении неё не были применены никакие меры пресечения. Она ехала к своему родственнику, как свободный гражданин России. Следственные органы могли задержать её в собственном доме за сутки перед этим или день-два спустя. Но нет, это было специально сделано так, чтобы теперь прокурор мог бы ссылаться — мол, за пределами Ингушетии задержали».

Судья Дмитрий Дик оставил в силе решение оставить всех подсудимых под стражей ещё на три месяца.

В отношении адвокатов Магомеда Бекова и Магомеда Абубакарова были вынесены частные определения за неуважение к суду в связи с их выступлениями, в которых адвокаты подвергали сомнению независимость и объективность суда, а также резко оценивали позицию и доводы прокурора.

Фото Олега Орлова