Интервью Натальи Эстемировой Международной амнистии в 2008 г.
Меня зовут Наталья Эстемирова. Я сотрудник правозащитного центра «Мемориал». Я работаю в Грозном. Я начала работать систематически в нашем правозащитном центре с 20 марта 2000 года. Это была очень тяжелая работа, и со временем она меняется. То есть, надо было выезжать в села, которые или только
Почему я выбрала такую работу.
Я много лет работала учительницей и я преподавала историю в школе, и мне очень нравилась моя работа. Мне нравилось работать с детьми, и я надеюсь, что детям тоже нравилось, как я работаю. Потому что вот уже прошло много лет, я очень часто встречаю своих бывших учеников, и всегда у нас очень теплые встречи, и они ко мне относятся с уважением. И мне всегда очень радостны бывают эти встречи. Если, конечно, я не встречаюсь с ними так, как я встретилась с некоторыми своими учениками, когда я узнала о гибели одного из них, когда я узнала, что другой мой ученик находится в тюрьме, и его пытали. Я узнала еще об одном ученике, что сейчас он сам работает в таком заведении, где пытают людей и, возможно, сам имеет отношение к пыткам. Вот это, конечно, бывают нерадостные моменты.
Я начала защищать права человека регулярно, наверное, с 1991 года. Тогда я работала в школе. И наша задача была, прежде всего, - защитить школу. А это значит — защитить учителей. Нам перестали платить заработную плату. Это нонсенс, но это было так по всей России. У нас это особенно остро ощущалось. И мы тогда (у нас всерьез начал работать профсоюз) требовали, чтобы государство выполняло свои обязательства по отношению к нам.
Было создано общество узников фильтрационных лагерей, куда меня потом пригласили на работу. И мы ставили своей целью, во-первых, облегчить положение этих людей в Ичкерии, а они нуждались, прежде всего, чтобы им помогли с лечением и чтобы на них не смотрели, как на предателей, реабилитировать их в обществе. И в перспективе мы хотели заставить Россию ответить за то, что произошло.
Но мы не успели — началась вторая война. Тогда я делала то, что могла. Мы рассказывали о том, что происходит в Грозном, в Чечне. И вот с 20 марта я уже начала свою регулярную работу, когда приехала в поселок Алды и собирала материал о жуткой зачистке, об убийстве десятков людей. И вот летом прошлого года это дело было рассмотрено и было выиграно в Страсбургском Суде.
Работа правозащитника была тяжелой в Чечне тогда и остается тяжелой теперь. Каждый день мы работаем официально с 9:00 до 17:00, но на самом-то деле работа наша начинается до девяти часов. Таких стабильных сотрудников у нас в Грозном шесть человек, включая двух юристов и мониторов, которые занимаются очень разнообразной работой. Кроме того, нам приходится заниматься и такой работой, как мониторинг. Это долгое время было главной нашей работой. То есть мы описываем те события, которые происходят в Чечне. Обо всех этих событиях можно потом прочитать на нашем сайте, где есть такой раздел «Хроника насилия», где мы пишем каждый день то, что происходит в Чечне. То, что нам удается узнать. То, что мы успеваем узнать.
Нам приходится и помогать нашим юристам в Страсбургском Суде, собирать информацию для них. Потому что многие из них находятся в Москве, а нам нужно, бывает, выезжать в Чечне в маленькие села, в города, где живут пострадавшие с тем, чтобы помочь им в работе, уточнить какие-то сведения. Нам приходится работать с Администрацией Грозного и районов, нам приходится работать в правительством. В общем, работа эта очень разнообразная.
Впервые мы сказали людям: «Вы имеете право обратиться в Страсбургский Суд» (чаще всего у нас его называют так) в 2000 году. И первые наши заявители были те, которые попали под бомбежку колонны беженцев возле Шами-Юрта, те, которых убивали в Старопромысловском районе Грозного, когда входили российские войска и те, которые погибали под так называемыми «шлейфовыми обстрелами». Когда боевики выходили из Грозного, а потом проходили села, то, как правило, было так: как только боевики вышли из села, это село начинали бомбить. Вот это были наши первые дела.
И одним из первых дел было дело по убийству мирных жителей в Алдах. И я помню лица тех заявителей, которые выиграли это дело. На этих лицах не было радости. Им сказали о том, что это государство будет наказано денежным штрафом, но у людей и это тоже не вызывало радости. Потому что они хотели самого главного: чтобы были наказаны преступники. На их лицах была надежда. Они и до сих пор надеются, что государство найдет тех, кто убивал, тех, кто виновен, и что, наконец-то, они посмотрят в глаза тем, кто тогда издевался над ними. Это было для них главным. И то же самое для всех других заявителей в Страсбургский Суд.
Сейчас выиграно уже больше тридцати дел в Страгбургском Суде, и это очень важно для людей. Во-первых, важно услышать, что жертвы не виноваты. Этот Суд дает надежду на то, что эти преступления будут расследованы и, самое главное, что больше такого не будет. Что больше не будут безнаказанно убивать. Что больше не будут безнаказанно бомбить села, похищать людей, потому что теперь есть организация, которая может спросить за это и потребовать наказать виновных. И Страсбургский Суд имеет для жителей Чечни огромное значение.
Перед правозащитниками в России и Чечне по-прежнему стоит проблема безопасности. Если человек — настоящий правозащитник, то он постоянно нарушает те неписанные законы, которые создает Российское Государство. Только сегодня я узнала о том, что мои грозненские коллеги вчера были задержаны в одном из сел просто потому, что они хотели заснять то место, где некоторое время назад пытали людей. Теперь там уже нет тех, кто пытал, теперь там вроде бы никого нет, но, тем не менее, их задержали и больше трех часов держали в милиции. Им угрожали.
