Геннадий Афанасьев: «Маленький мир со своими традициями, укладом и законами»
Тюрьма или следственный изолятор ‒ это такое место, где человек живет надеждой, надеждой на чудо и молитвами к любым богам, только бы они помогли. Даже те, кто совершил тяжкое преступление, тайно надеются, что сорвутся, что случится что-то невероятное и они вновь смогут почувствовать, как это – не сидеть в бетонном мешке. Но такую надежду дает лишь отсутствие опыта, обещания адвокатов и полное незнание законов.
Вообще, для тюрьмы очень важным качеством является умение разбираться в людях. Как можно больше нужно разговаривать с сокамерниками, даже если темы вам совершенно не интересны. Люди, которые сидят в тюрьме, очень наблюдательны. Они не только слушают, но и внимательно смотрят, улавливая малейшие изменения в мимике и движениях. Часто заключенные могут очень умело маскироваться под порядочного человека, а на самом деле быть последними стукачами, настоящими агентами ФСБ. От таких людей не так просто избавиться. А уйти из камеры в другую сложно... Впрочем, каждая камера ‒ это маленький мир со своими традициями, укладом и законами.
Спальное место ‒ «шконка» ‒ это обычная многоярусная кровать, только вместо пружин в ней – стальные полосы. Официально считается, что камера рассчитана на количество лиц, согласно количеству мест, но в жизни это не так. Например, на восемь «шконок» можно «впихнуть» и восемнадцать человек. И впихивают.
Лично меня завели в камеру, которая была двойной, на спецблоке. Спецблок у нас в Симферополе ‒ он такой грязный, потрепанный, будто после атомной войны, с заплесневевшими потолком и стенами. Надо отметить, что плесень в тюрьме ‒ это туберкулез. Однозначно. В камере не было абсолютно никаких условий. Туалет за самодельной шторкой, сделанной из разрезанного мешка или сумки. Помыться нет возможности, потому что в баню не выводят ‒ только бери бутылку, набирай в кране воду и обливайся над туалетом... Каждая камера в тараканах, абсолютно вся. Они полчищами бегают по симферопольскому СИЗО, толпами. Просто толпами.
У нас был бетон и сталь в камере, поэтому не было клопов, а если есть что-то деревянное ‒ пол или тумбочки, или внутри кровати какие-то деревянные планки ‒ это сплошь клопы, которые ползают по кровати, по потолку, а затем падают и кусают, сосут кровь и оставляют болезненное воспаление.
Что стоит сказать о СИЗО Симферополя... Когда заехал в камеру, мне дали матрас и наволочку того человека, которого только что вывели. Они были нестиранными, и я вынужден был спать на этой грязной постели. Еда была просто ужасная. Поскольку не выдали ни тарелки, ни вилки, мне приходилось с каким-то наркоманом поочередно есть из одного контейнера одной и той же ложкой. И все время ты вспоминаешь: «Я же нормальный, я же не зэк».
Как рассказывают большинство людей, которые отбывали срок, в первый свой год в тюрьме все думают об одном и том же – о своем прошлом на свободе, и надеются на скорое освобождение. И, конечно же, наивны в этом вопросе люди, которые находятся под следствием. Потому что они рассчитывают, что именно в их случае удастся после суда выйти на свободу.
На второй год все начинают проявлять более детальный интерес к особенностям жизни в тюрьме. К этому времени накапливается негатив, и даже мелочи начинают бросаться в глаза.
Примерно через три года заключенные начинают понимать, что они не просто сидят здесь. Их жизнь продолжается, они живут и здесь, пусть и с огромным количеством запретов и неудобств. Поэтому многие говорят, что приговор суда о лишении свободы действует всего два года. Затем в сознании решетки и двери растворяются...
Геннадий Афанасьев, «Крым. Реалии»
