«Реальное количество политзаключённых в России, очевидно, многократно выше обозначенного нашими списками»

Правозащитный Центр «Мемориал» уже более 10 лет ведёт списки политзаключённых в России. Мы опираемся на весьма подробные критерии, изложенные в международном Руководстве. Эти критерии берут за основу определение «политического заключённого», закреплённое в Резолюции ПАСЕ 2012 года, но и до того мы руководствовались весьма схожим подходом. 

Если излагать кратко, то к политзаключённым мы относим:

• во-первых, тех, кто лишён свободы за мирную реализацию своих прав: на свободу собраний, объединения, выражения, совести или просто за этническую, расовую, религиозную принадлежность или принадлежность к другим подобным группам;
   

• во-вторых, тех, кто лишён свободы, с одной стороны, по политическому мотиву власти, а с другой, — на основании фальсификации доказательств вины, с нарушением права на справедливый суд и других базовых прав, явно избирательно или непропорционально.

  При этом мы не признаём политзаключёнными тех, кто применял насилие против личности вне рамок необходимой обороны или призывал к насилию в отношении каких-то групп.

Каждый из элементов этой конструкции может дополнительно объясняться для максимальной точности критериев и единства их понимания, чтобы подход к признанию политзаключённым был настолько объективным и одинаковым для всех узников, насколько это возможно. Такие объяснения и содержатся в Руководстве, размещённом на нашем сайте. 

Политзаключённых в России много и число их растёт с каждым годом, большую часть составляют люди, осуждённые по групповым делам о терроризме или экстремизме  в связи с мирной реализацией ими своего права на свободу совести или даже просто в связи со своей религиозной принадлежностью. Поэтому для удобства восприятия мы делим наши списки политзаключённых на два. В одном – те, кто лишён свободы в связи с религией в широком смысле, в другом – все остальные политзаключённые. 

Отдельно мы ведём список тех, кто во всём соответствует критериям признания, но в данный момент подвергается уголовному преследованию без лишения свободы. При этом если в списки политзаключённых мы стараемся включить всех узников, соответствующих нашим критериям, то относительно списка преследуемых без лишения свободы мы даже не ставим перед собой такой задачи, поскольку кандидатов очень много. Тем не менее, и наши списки политзаключенных заведомо неполны, поскольку мы включаем в них тех, с чьими материалами дел смогли ознакомиться и обвинения которых можем опровергнуть. В конце концов, каждый случай признания человека политзаключённым — это обвинение государства в преступлении, а такое обвинение должно быть убедительно доказано.

Так что реальное количество политзаключённых в  России, очевидно, многократно выше обозначенного нашими списками.

Следует понимать, что признание человека политзаключённым — это не награда и не признание заслуг. Это лишь признание соответствия характера лишения свободы известным характеристикам.

Исключение в отношении применявших насилие или призывавших к нему связано исключительно с практической эффективностью списков. Объединение в одном списке таких людей с теми, кто насилия не применял и не призывал к нему, существенно снизит потенциал солидарности с последними. При этом те, кто подпадает под исключение, если они в остальном соответствуют понятию политзаключённого, конечно же, тоже нуждаются в поддержке. Мы сами оказываем им поддержку в меру возможностей и призываем к этому других. Таких людей, наряду с теми, о ком нам не удалось получить полного объёма информации, мы включаем в отдельный список, список тех узников, в лишении свободы которых прослеживаются явные признаки незаконности и политической мотивации.  

Зачем вообще нужно признавать кого-то политзаключённым? Понятно, что российское государство вовсе отрицает наличие в России политзаключённых, но даже оно, как минимум, получает сигнал об общественном внимании к конкретному узнику. 

Но важнее, конечно, не непосредственное воздействие наших списков на российское государство, а воздействие опосредованное российским обществом и международным сообществом. 

Вряд ли многие люди, неважно, в России или вне её, готовы изучить материалы всех уголовных дел, имеющих признак политического мотива. Мы предлагаем и СМИ, и международным организациям, и политикам других стран, и обычным гражданам наше концентрированное экспертное мнение по каждому делу. В этом смысле, включение в наши списки – своего рода сертификат того, что преследование конкретного человека соответствует тому заранее объявленному значению, которые мы вкладываем в понятие «политзаключённый». Это важно для кампаний солидарности с узниками, для осуществления давления извне и изнутри страны на российские власти. 

Важен и исследовательский, статистический аспект дела. Анализ состава списков, количества политзаключённых, сроков лишения свободы, применяемых для преследования уголовных норм, особенно в динамике, позволяет лучше понять происходящее в сфере политических репрессий, даёт основания для выводов о тенденциях и направлении движения, как, например, в нашем последнем докладе.

Примерно такую же «сертифицирующую» роль играет и признание некоторых политзаключённых «узниками совести» Международной Амнистией.  

Разница, с одной стороны, в эффекте такого признания: Amnesty большая и влиятельная в мире организация, и признание ею кого-то «узником совести» даёт импульс более мощной кампании солидарности в мировом масштабе.

Второе и более важное отличие – то, что понятие «узник совести» гораздо уже используемого нами понятия «политзаключённый», хотя и полностью входит в него. К «узникам совести» Международная Амнистия, согласно Википедии, относит только того, кто, лишён свободы «из-за его политических, религиозных или иных убеждений, а также этнического происхождения, пола, расы, языка, национального или социального происхождения, родственных отношений, имущественного статуса, сексуальной ориентации и других характеристик личности». При этом «узниками совести не считаются люди, прибегающие к насилию или пропагандирующие насилие и вражду».