Люди, которых нет

А ведь как триумфально прошел фестиваль «Шашлык-Машлык»! И на вопрос корреспондента центрального телевидения: «вот, мол, шашлык нашли всякий, а машлык искали, но не нашли…» — Рамзан Кадыров ответил, пошутив, в этом-де весь смысл: «не нашли сегодня — ищите завтра, а еще лучше — приезжайте снова!» Смешно ведь, да? На самом деле смешно…

Но в том-то и дело, что говорить о том главном и важном, о чем надо, — не получается. Тех, кто об этом говорит, не слышат. И я ведь вижу, как мои чеченские друзья усматривают за этими разговорами только одно: «чеченцев вновь пытаются выставить перед всем миром исчадиями ада».

Так что я попытаюсь о другом. Совсем о других людях, ныне запрещенных.

Дело было больше двадцати лет назад. В августе 1996-го мы с коллегами через пойму Сунжи вошли в Грозный, занятый чеченскими отрядами. В городе тогда шли бои. Практически тут же мы оказались в особом отделе департамента Госбезопасности Чеченской республики Ичкерия. Попасть в особый отдел было несложно: мы ни от кого не прятались, не маскировались, трое неместных — Миронов, Орлов, Черкасов. Отдел этот располагался при штабе Ахмета Закаева, в поселке Черноречье, ныне переименованном в Старые Алды. Штаб Закаева разместился в бывшем интернате для престарелых. Особисты отобрали у нас документы, допросили, после чего заперли дожидаться своей судьбы в какой-то комнатке — бывшей то ли регистратуре, то ли архиве.

От нечего делать я стал смотреть лежавшие на поверхности бумаги. Первое, что попало в руки, наверное, потому что с яркими и простыми рисунками, — «Сторожевая башня», издание «Свидетелей Иеговы». Откуда и как эта литература сюда попала, оставалось только догадываться. Но мы не успели раскрыть эту тайну — начался артобстрел с Ханкалы. И что было дальше, не столь важно.

А через пару месяцев, в том же Грозном, но уже вроде бы мирном, мы вновь столкнулись с проблемой гостеприимства, — но уже с другой стороны. Нет, не чеченского гостеприимства, — с этим никогда не было проблем. Мы тогда, как обычно, работали с материалами по пропавшим без вести и как-то до темноты задержались в Центральной объединенной комендатуре. И здесь нам были отнюдь не рады. Но после безуспешных попыток вытолкать нас за ворота мы в итоге были препровождены в здание бывшей гостиницы ФСБ, вдребезги разбитое в ходе августовских боев. В комнате с окном, затянутым полиэтиленом, с голыми — до кирпичной кладки — стенами были только матрасы и ни одного предмета на поверхности — только кирпичная крошка и пыль.

И почему-то — шкаф. Я открыл дверцу. Внутри лежали брошюрки с яркими и простыми рисунками — «Сторожевая башня». И тот — «Свидетели»… Как, почему? — оставалось только догадываться…

Можно было бы продолжить. Вспомнить «Свидетелей Иеговы», которых встречал в разбитых, разграбленных, сожженных селах Южной Осетии в 2008-м. Но это, наверное, уже лишнее.

* * *

Ведь их теперь формально нет. 170 тысяч «Свидетелей…» — все их организации теперь запрещены.

Их, конечно, можно считать навязчивыми и странными. Но все это — люди. Странные, неудобные, противоречащие чьим-то убеждениям, — но люди.

«Свидетели Иеговы» приставали ко мне с разговорами и брошюрками на улице. Ходили по подъездам и звонили в дверь квартиры. Вели себя, мало сказать, — навязчиво.

Но я против того, чтобы их запрещали и сажали.

Потому что их уже запрещали и сажали в Советском Союзе и уничтожали в концлагерях нацистской Германии.

Как и других неудобных людей, о которых сейчас не принято говорить в Чечне и о преследовании которых нам напоминают чуть ли не каждый день. Людей, которые, кстати, ко мне никогда не приставали на улицах и не ломились в дверь. Странных, неудобных, противоречащих чьим-то убеждениям, — но людей.

И не надо видеть за этими словами что-то иное. «Фихи ма фихи», — сказано то, что сказано. Как у Джалаладдина Руми, одного из суфийских учителей.

Источник — Эхо Кавказа