Александр Черкасов: Cамого буйного показательно ломают, чтобы весь этап понял, как нужно себя вести

Самая опасная в мире страна для журналистов – Россия, говорится в ежегодном докладе международной правозащитной организации Freedom House.

В 2008 году положение со свободой прессы в России ухудшилось, констатирует Freedom House. Все сферы СМИ в стране контролируются государством и используются им для пропаганды своих идей, считают в организации. «В России, которая служит моделью и покровителем многих соседних государств, в 2008 году наблюдалось ухудшение (обстановки со свободой прессы)», — говорится в тезисном докладе. «Ее рейтинг упал с 78 до 80, и виной этому постоянная неспособность податливой судебной системы защитить журналистов; все возрастающая самоцензура журналистов…; закрытие изданий и даже убийства», — подчеркивается в документе. Можно ли согласиться с оценками Freedom House, рассуждает член правления правозащитного общества «Мемориал» Александр Черкасов.

«СП»: – Александр Владимирович, что можно добавить к докладу Freedom House?

– Доклад FH неполон, как любой западный обзорный доклад. Это доклад не российского Фонда защиты гласности, и доклад не Центра экстремальной журналистики, которые могли бы добавить еще эпизоды. Мы можем расширить пределы 2008 года, вспомнить и убийство Анастасии Бабуровой, и всю история сайта Ингушения.ру, которая разворачивалась в 2008 году. Мы можем вспомнить, что теперь, даже после формальной отмены режима контртеррористической операции в Чечне у нас доступ туда иностранных журналистов органичен. На самом деле, по фактам мы могли бы к этому что-то добавить.

По оценкам – наверное, тоже. Потому что мы просто живем в России, мы более чутко воспринимаем сигналы, которые посылает власть. Например, чудное замечание Владислава Суркова о новом социальном контракте между населением и властью – молчание в обмен на благополучие.

Я не знаю, о чем здесь спорить. Разве что о сущностных оценках: насколько это действительно советская система, насколько она основана на цензуре и насколько на самоцензуре. Вообще говоря, возможностей сейчас больше. В этой ситуации гораздо больше все зависит от людей. От их собственной самоцензуры, чем от репрессивных действий власти. И здесь мы можем придти к тому, что в массе имеется некий консенсус. Другое дело, этот консенсус не имеет никакого отношения к самому словосочетанию «свободная пресса».

«СП»: – Консенсус, вы имеете в виду, понимание ситуации? Мы пишем то, что надо, а нас не трогают, так?

– Да, мы очень хорошо понимаем это. Можно вспомнить как Довлатов писал, что книгу не печатают, и все при этом ссылаются на вышестоящего. Дескать, я понимаю, что книга хорошая, но ТАМ меня не поймут. И Довлатов говорит: интересно, что в таких условиях скажет Брежнев? То есть это ситуация, когда все все понимают, и даже условный Брежнев будет указывать куда-то наверх.

У нас достаточно мало случаев прямого давления. Но когда каждый такой случай становится известным, возможны две модели поведения. Возможна модель солидарности и сопротивления. А возможна модель, как при ломке прибывшего этапа: самого буйного показательно ломают, чтобы весь этап понял, как нужно себя вести. Пока побеждает логика понимания общей ситуации, а не логика солидарности. Вопрос, в чем здесь главная проблема – в давлении извне, или в принятии условий игры.

«СП»: – Внимание Запада к свободе прессы в России обоснованно? Они искренне хотят, чтобы у нас была свобода прессы, или имеет за собой какую-то подложку?

– Разумеется, можно каждый раз, услышав нелицеприятную оценку, говорить в ответ, на самом деле, что «у вас негров линчуют». А можно посмотреть критерии, которые западные страны или организации применяют к собственным правительствам.

Давайте посмотрим. Очень много параллелей хотя бы в одном сюжете – борьба с терроризмом и борьба за права человека между США и Россией. Насколько я понимаю, что это американские журналисты и американский правозащитники, в частности, Human Rights Watch, боролись за предание гласности сюжетов, связанных с Абку-Грейб и Гуантаномо, с их закрытием . И сюжет вокруг секретных тюрем ЦРУ стал расследован усилиями этих людей. Хотя, замечу, если сравнивать практику американских военных с практикой, имевшей место на Кавказе, некоторая разница есть. По крайней мере, тысяч исчезнувших людей и взорванных трупов за собой американцы не оставили. И за Абу-Грейб, двузначное число осужденных, достаточно высокопоставленные люди.

С другой стороны, недавно «Санди Таймс» опубликовало интервью с двумя анонимными спецназовцами, которые рассказывали о своей контртеррористической работе в Чечне. По сути дела – о работе эскадронов смерти.

«СП»: – Как, кстати, публикацию «Санди Таймс» восприняли у нас?

– Это было воспринято в России примерно так же. Как воспринимались статьи Политковской. Про Политковскую, кстати, упорные пиарщики контртеррора педалировали сюжет, что у нее было американское гражданство. Правда, по факту рождения, а не специально полученное… Это подмена темы. Не ЧТО есть, а почему ОНИ ГОВОРЯТ.

«СП»: – Какие выводы из этого следуют?

– Если мы остаемся на одной планете, и разъезд не предвидится, такого рода сюжеты, начавшись в одной стране, имеют свойство распространятся дальше. В случае чеченских сюжетов вспомним такие точки на карте, как Вена и Дубаи. Поэтому внимание к свободе прессы со стороны других стран – это нормально. Это есть итог Второй мировой войны. Тот урок, что массовые, систематические нарушения прав человека внутри одной страны, неизбежно приводят к тому, что эта страна становится угрозой международному миру и безопасности.

Это понимание легло отчасти в основу ООН. И именно поэтому права человека – не есть внутреннее дело страны. Более того. сюжеты, связанные с правами человека, имеют – это уже по итогам 1970-х годов – приоритет над суверенитетом государства. Это некоторые общие положения, которые подверглись эрозии в ходе борьбы с терроризмом в начале XXI века. Которые подверглись существенной эрозии в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Тем не менее, это те критерии, под которыми Россия подписалась – и в рамках ООН, и в рамках ОБСЕ, и в рамках Совета Европы. Поэтому выражать какое-то удивление тем, что права человека в России пристально рассматриваются извне – это подвергать сомнению членство России в международном сообществе.

Что написано в докладе Freedom House

«Убийства журналистов остаются безнаказанными, и это норма», — констатируется в документе. Кроме того большой проблемой остается тотальный контроль государства (или «влияние» оного) над всеми областями СМИ.

Средства массовой информации используются властью для агрессивной пропаганды своих идей, что, по мнению FH, приводит к «неспособности россиян получить информацию об электоральных альтернативах».

«Журналисты по-прежнему не могут свободно освещать события, особенно, касающиеся спорных тем — нарушений прав человека на Северном Кавказе, коррупции в органах власти, оргпреступности и использования насилия правоохранительными органами. Журналисты попадают под преследования, что приводит к распространению самоцензуры в СМИ».

«Власти ограничивают публикации о нарушении прав человека на Северном Кавказе. В апреле (2008 года) правоохранительные органы Чечни арестовали и выслали из республики корреспондента канадской газеты Globe and Mail Джейн Армстронг, несмотря на то, что у нее имелось требуемое МВД разрешение на работу в регионе. В конце года Кремль пытался ограничить публикации на тему экономического кризиса в стране».

«Степень свободы в Интернете уменьшилась за последние годы. С быстрым развитием онлайн-медиа, приведшим к тому, что 21% населения имеет доступ к интернету, власти начали предпринимать все большие усилия для недопущения проникновения зарубежного контента».

«Кремль по-прежнему уверен, что советский стиль управления СМИ облегчает проведение политики, равно как и отводит внимание от его ответственности за широкое распространение коррупции и политического насилия».

Андрей Полунин

Источник:
Свободная Пресса. – 02.05.2009 // http://svpressa.ru/issue/news.php?id=8167