Рафис Кашапов, политзаключённый, отсидевший за "сепаратизм" три года, дал первое интервью после освобождения и рассказал, чем он будет заниматься, как ему сиделось, что было самое сложное в тюрьме
Рафис Кашапов вышел на свободу. В сентябре 2015-го он получил три года колонии. Поводом для привлечения татарского активиста по ч. 1 ст. 282 ("возбуждение ненависти либо вражды") и по ч. 2 ст. 280.1 УК ("публичные призывы к совершению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ") стали опубликованные в соцсетях материалы Кашапова о ситуации в Крыму. Арестованный в декабре 2014-го, Кашапов отсидел от звонка до звонка и никакого смягчения режима не получил. В экслюзивном интервью Радио Азатлык активист рассказал об условиях содержания в колонии и о своих планах.
— Чем вы планируете заняться после возвращения?
— Первое, что сделаю, когда окажусь дома, — дней на двадцать лягу в больницу или уеду в санаторий, потому что у меня сильно ухудшилось состояние здоровья. Второе, что собираюсь сделать — подать жалобу на администрацию ИК-31 и ИК-19 города Микуль, где я отсидел. Из-за их действий у меня ухудшилось здоровье, я понес значительные материальные потери. Буду советоваться с адвокатами, правозащитниками в Москве, буду требовать от администрации колоний 10 миллионов рублей компенсации морального вреда.
Меня все поздравляют с освобождением, но радоваться особо не приходится...
У меня есть все основания на это. В ИК-31 я дважды падал в обморок. В течение 20 минут ко мне никто не подошел, врачи мне не сделали ни единого укола. Только после того, как заключенные устроили бунт и потребовали внимания медицинского персонала, мне была оказана помощь. Дважды я застудил почки. У меня болело горло, было воспаление уха. За три года в заключении я приобрел язву открытого типа, у меня сильно упал гемоглобин. Всё это случилось в результате серьезных правонарушений со стороны администрации колонии. Мне не давали газеты и журналы, хотя была подписка. Это можно долго перечислять, я могу предоставить десятки и десятки пунктов нарушения моих прав.
После медицинских обследований планирую начать общественную работу. Меня все поздравляют с освобождением, но радоваться особо не приходится, потому что я вышел из малой тюрьмы в большую.
— Как вы узнавали новости?
— Несмотря на то, что у меня не было возможности смотреть телевизор или читать свежие газеты, я был осведомлен о том, что происходит в стране. Я знал, что многих активистов задержали и осудили в этом году, это очень много по сравнению с тем, что было три года назад. Я сам отсидел три года по обвинению, которое считаю ложным. Меня сравнивают с такими советскими диссидентами, как Сахаров и Солженицын. В новой истории России происходит то же самое. В 2017 году политзаключенных в России стало больше. Об этом говорит и Мемориал. Мы должны продолжать свои действия, направленные на защиту наших конституционных, национальных и религиозных прав.
— Вы не собираетесь обжаловать приговор, вынесенный вам три года назад в ЕСПЧ?
— Это вам лучше расскажут мои адвокаты. Я только могу сказать, что документы уже подготовлены. Я сейчас только разговаривал с Павлом Чиковым, у них документы уже готовы к отправке. Моим делом также занимается международная организация Amnesty International.
— Расскажите об отношении к себе в колонии. Там знали, что вы политзаключенный?
— Знали. Когда в Казани шло следствие, и я содержался в изоляторе, ФСБшники мне говорили: "Ты будешь в той колонии (куда меня должны были послать), там нет ни телевизора, ни газет. К тебе не доберется ни один правозащитник. Туда не пустят ни жену, ни детей". Это действительно так и было. Летом 2016 году должно было быть свидание с женой Нурзией и сыном Рустемом. Им велено взять побольше флэшек и сим-карт с собой, дескать, Рафис попросил. А на самом деле это была чистой воды провокация, такие вещи запрещено везти на свидание. В итоге свидания не было.
— Что было самым сложным для вас в тюрьме?
— Я же полтора года сидел совсем один. У меня не было ни единого источника информации, мне было не с кем поговорить. Я же был активным членом общества, всегда все знал, что происходит в Татарстане, России. А тут такая изоляция. Второе, что было очень тяжело — мне всячески старались не давать молиться. Я, как верующий, пять раз в день читаю намаз на коврике. Часто сокамерники просто наступали на намазлык (специальный коврик для намаза) или надзиратели его отбирали. В тюремной больнице мне и вовсе запрещали читать намаз, отбирали четки, не давали бумагу, на которой были написаны часы намаза, но я это все преодолел. Несмотря на то, что я говорил постоянно, чтобы мне не ставили свинину, мне постоянно её приносили под нос, свинину в тюрьме дают постоянно. Один раз в больнице я даже выбросил тарелку в коридор. Это всё было психологическим давлением на меня.
— Вы уже знаете, что Набережночелнинское отделение ВТОЦ признали экстремистским?
— Я узнал об этом через полгода после решения суда. Я, как первый председатель этой организации, должен был отвечать за это. Должно было быть следствие, суд. Но всего этого не было.
— Знаете ли вы о том, что договор о разграничении полномочий между Москвой и Казанью не продлили, слышали ли, что в Татарстане произошли перемены в преподавании татарского языка?
— О договоре я где-то прочитал в комментарии Фандаса Сафиуллина, где-то мне попалось интервью с Дамиром Исхаковым. Да, я знал об этом. Что на это могу сказать? С самого 1552 года, когда нас превратили в рабов, с нами продолжают делать все, что хотят. Договор, образование, высшие учебные заведения, язык, экономика — Россия продолжает по-своему делать то, что делает. Нас — чувашей, татар, башкир, хакасов и бурятов — всех уравняли, потому что ведется такая политика. Это было веками, так будет и дальше.
— После освобождения над вами собирались установить надзор на восемь лет, но суд отверг это предложение. Думаете, надзорные органы оставят вас в покое сейчас? Не планируете уехать из страны?
— Я очень благодарен адвокатам, активистам и коллегам, а также моей семье, что они добились этого решения суда. Домой еду со спокойной душой. Если бы надо мной установили надзор, мне бы пришлось два раза в месяц ходить на контроль, быть дома с вечера и до шести утра. Не думаю, что меня совсем оставят в покое. Накануне моего освобождения в камере появился новый человек, который вдруг начал меня спрашивать, я ли веду группу "Воля Идель-Урал" в сети "ВКонтакте". Я уже три года сижу в тюрьме, у меня нет не то что интернета, но даже телефона, телевизора и доступа к газетам — а мне задают такие вопросы! Спросили, веду ли свою страничку "ВКонтакте", ведь она все еще там есть. Я ответил, что "я еще даже не вышел, а ФСБ уже продолжает со мной работать". Думаю, мне ещё предстоят встречи с ФСБ, МВД или прокураторой.
Еще до заключения мне предлагали уехать в США, Канаду, Турцию и просить статус политического беженца. Меня звали в Германию, Канаду. За меня заступились татары Китая. Когда уже сидел, мне предлагали статус эмигранта в Испании, Польше, Австралии, Японии. С одной стороны, это все очень приятно. Демократические страны понимают, что Россия идет к диктатуре. Я думаю, что преследования активистов продолжатся, будут еще посадки смелых людей, не скрывающих правды. Сейчас я возвращаюсь домой, мне надо увидеть родных, руководителей моей организации, посоветоваться с ними. Пока не могу сказать, уеду ли я куда-либо. Но приглашений у меня много.