Ян Рачинский в статье «Надгробие для "Мемориалов": как Россия губит нелояльных правозащитников», опубликованной на сайте «Собеседник» 7 ноября 2014 года. Правозащитное общество «Мемориал» под угрозой ликвидации, Московская Хельсинкская группа сокращает проекты, организации-«иноагенты» прекращают
Ян Рачинский в статье «Надгробие для "Мемориалов": как Россия губит нелояльных правозащитников», опубликованной на сайте «Собеседник» 7 ноября 2014 года.
Правозащитное общество «Мемориал» под угрозой ликвидации, Московская Хельсинкская группа сокращает проекты, организации-«иноагенты» прекращают деятельность. Такими темпами в России скоро может не остаться НКО, нелояльных к власти. С другой стороны, власть и так свела их возможности к эпизодической точечной работе, мало ощутимой в масштабах страны.
Кто не с нами, тот за госдеп
Проблемы т.н. «третьего сектора» начались задолго до закона об «иностранных агентах».
– Еще когда Путин только пришел к власти, Минюст провел «перекличку» всех НКО, и многие были закрыты как недействующие, – вспоминает глава движения «Голос» Григорий Мельконьянц. – Для оставшихся вскоре ввели трудоемкую ежегодную отчетность перед Минюстом, ФНС и пр.
Часть НКО прикрывали именно из-за проблем с налоговой. А Минюст с февраля этого года вообще может, не дожидаясь отчетов, заявляться с проверками в любую общественную организацию.
– Во всем цивилизованном мире чиновники отчитываются, а НКО их контролируют – это способ бороться с коррупцией и другими чудесными свойствами бюрократии, – говорит сопредседатель «Мемориала» Ян Рачинский. – У нас эти отношения давно перевернуты.
Сложностей в отношениях добавил, конечно, и закон об «иноагентах» от 2012-го. «Иноагентом» может быть признана любая НКО, получающая зарубежные гранты и занимающаяся политической деятельностью. Последняя трактуется весьма широко. На сайте Минюста отражены виды политдеятельности тех, кто уже занесен в черный список. Они у всех одинаковы – «формирование общественного мнения» и «проведение публичных мероприятий». Этак любой круглый стол можно признать политсобранием. При этом в списке Минюста всего 15 «иноагентов». Но разборки с ними вызывают такую шумиху, что имиджевые потери несет весь «третий сектор».
– Граждане уже не разбираются, кто агент, кто нет, в целом формируется впечатление, что НКО – это что-то мутное, – говорит Мельконьянц. – В последние месяцы усиливается эта риторика, мол, НКО – «пятая колонна». И даже чисто благотворительные организации говорят, что в этой обстановке все сложнее работать. НКО созданы для выявления проблем, критики власти, а госинституты утверждают, что они должны хвалить власть. Иначе это – «агенты госдепа». На недавней встрече членов СПЧ с президентом один из участников так и обозвал коллегу. А тот лишь пытался внести предложения по оздоровлению ситуации с выборами.
Почти все занесенные в «иноагенты» организации заявляют о сокращении или прекращении деятельности. Потеря финансирования и репутации не позволяет им работать дальше. Хотя занимались они вполне полезными делами. К примеру, «Юристы за конституционные права и свободы», объявившие о закрытии, бесплатно вели дела россиян в ЕСПЧ.
Нюансы господдержки
Большинство НКО отказались от зарубежных грантов – в репутации потеряли меньше, но из-за финансовых проблем также вынуждены сворачивать правозащитную деятельность. К примеру, Московская Хельсинкская группа прекратила мониторинг соблюдения прав человека в России. «Голос», отказавшись от зарубежных грантов, потерял две трети финансирования, организация закрыла офисы в регионах. Свернулись важнейшие программы, реализуемые по линии ООН.
– Выделялись значительные средства на работу с беженцами, эти деньги невозможно заместить отечественными, – говорит Ян Рачинский. – Хотя теперь многие организации просто вынуждены ориентироваться на господачки, распределяемые не совсем прозрачно.
В качестве компенсации за потерю закордонных денег государство предложило НКО свои. На нескольких уровнях: есть гранты министерств, муниципальные, президентские. Последние – самые «жирные». Но по суммам сразу видны приоритеты – почти из 2,7 млрд руб., выделяемых на «третий сектор», всего 200 млн предназначаются правозащитным организациям. Зато, к примеру, «Ночные волки» в этом году получили 9 млн рублей.
Кстати, в апреле «Трансперенси Интернешнл – Россия» представила анализ прозрачности распределения госгрантов за 2011–2012 годы. Из 69 НКО, получивших президентские гранты, 32 заявляют о партнерстве с госорганами, Общественной палатой или распределителями самих грантов, 29 имеют среди учредителей госслужащих или членов ОП.
Гранты получают и независимые НКО вроде «Агоры», «Голоса», МХГ. Но средства выделяются лишь под какой-то один проект из многих. К тому же в госпомощи правозащитники видят определенные риски.
– Это бюджетные средства, за их нецелевое расходование предусмотрена уголовная ответственность, и уже были попытки преследовать организации по этому поводу, – говорит Мельконьянц.
К примеру, этим летом в разбазаривании 600 тысяч обвинили «Право ребенка» и даже потребовали деньги назад.
– Нам удалось решить этот вопрос, – рассказывает глава организации Борис Альтшулер. – Мы также выиграли суд у Минюста по ерундовской претензии. Для матерых правозащитников все это, как укусы комара, мы еще не то видели. Но какой прессинг идет в отношении независимых НКО в масштабах страны – это страшно. Скоро останется одна бюрократическая каста, которая людей рассматривает на уровне лагерной пыли.
Удар по недобитым
Но так ли уж влияют на жизнь наших людей сами НКО? Согласно недавнему опросу «Левады», 29% россиян про них даже не слышали. Конечно, благотворители и правозащитники оказывают точечную помощь по обращениям. Но что это меняет на системном уровне?
– Вернули выборы губернаторов, либерализовали регистрацию партий. Это было принято под давлением общества, – уверяет Мельконьянц.
– Польза от НКО огромная, – вторит Борис Альтшулер. – Например, мы предложили правительству наши решения проблемы бездомных многодетных семей. Предлагаем механизм частно-государственного партнерства, по которому за год-два можно возвести в стране 100 млн кв. м жилья. Но это пока на этапе согласования.
О результативности сотрудничества НКО и власти можно судить по встречам СПЧ с главой государства. Впечатления от этих свиданий у участников обычно такие: «президент послушал и, кажется, (не) согласился. Ждем дальнейших действий». На днях глава СПЧ Михаил Федотов признал, что большинство поручений по итогам этих встреч не исполняется.
– Никаких системных изменений НКО проводить не могут, и это не связано с нынешней консервативной волной. Блокировка началась гораздо раньше, – считает политолог Алексей Макаркин. – Расцвет НКО в начале 90-х вызывал неприятие элит, силовиков, видевших в этом жуткую аномалию, со второй половины 90-х возможности НКО уже ограничили. Они получили некоторую надежду при президентстве Медведева, но только надежду. К счастью, это не последний виток в истории этой среды, ситуация еще будет меняться.
Но некоторые всерьез опасаются, что через пару лет в России не останется независимых НКО. Будут байкеры, казаки, ручные профсоюзы, советы ветеранов, от которых у ветеранов не прибавляется ни жилья, ни льгот.
– К сожалению, к тому и идет, – говорит член СПЧ Николай Сванидзе. – Останутся ручные, прыгающие через палочку, и прервется всякая обратная связь между государством и обществом.
Ведь одна из главных функций НКО – для власти невыносимо политическая – контроль над госинститутами.
– При этом именно НКО служат источником объективной информации, гарантией от потрясений, если власть к ним прислушивается, – считает Мельконьянц. – Увы, государство не видит партнеров в независимых НКО, готовых стать локомотивами перемен.
Похоже, неприятные перемены ждут самих общественников. В ОП и Госдуме зреет новый закон – о разделении НКО на общественно значимые и политические. Первые получат налоговые льготы, но под угрозой уголовного наказания не смогут вести политическую деятельность, в т.ч. наблюдать за выборами. А вторым уже не светят госгранты, их представителей не будут включать в общественные советы при министерствах, органах госвласти. А то еще ляпнут что-нибудь про перемены – и так утомили. Кто тогда будет контролировать власть, непонятно. Зато этот закон уж точно уничтожит недобитых «иноагентов».