Кольченко обвиняется в том, что участвовал в поджоге офиса «Единой России» в Симферополе в ночь с 17 на 18 апреля 2014 года. Его участие выразилось в том, что он наблюдал за прилегающей к офису улицей, пока Чирний и Боркин совершали поджог.
Ущерб от поджога оценён в 200 тыс. руб. (из них 30 тыс. руб. погасил Афанасьев), жертв и пострадавших не было. Огонь от бутылки с зажигательной смесью, заброшенной в предварительно разбитое окно, распространился, по показаниям пожарного, на 5 кв. м., по акту осмотра места происшествия, на 3 кв. м. При этом обвинение для усиления своей позиции приводит показания представителя Национально-освободительного движения, который после поджога стал опасаться за свою жизнь и усилил охрану офиса — таким образом группа якобы достигла устрашающего эффекта.
В момент задержания, как следует из материалов дела, Кольченко полностью признал вину, однако, в дальнейшем частично изменил свою позицию. Он признаёт, что участвовал в поджоге, наблюдая за улицей, но оспаривает квалификацию этого действия как теракта. По его словам, он хотел выразить протест против партии, проголосовавшей за ввод войск в Украину, и нанести ей символический ущерб.
По одному эпизоду с Кольченко проходят Алексей Чирний, Геннадий Афанасьев и Никита Боркин, участвовавшие в поджоге, а также Олег Сенцов, которого ФСБ считает создателем террористического сообщества. Боркин находится в розыске. Афанасьев и Чирний были задержаны раньше, чем Кольченко, они признали вину и заключили сделку со следствием, приговорены к 7 годам строгого режима каждый. Сенцова судят вместе с Кольченко, вину тот полностью отрицает.
7 сентября 2019 года власти России в ходе обмена пленными освободили 24 украинских моряка, задержанных в Керченском проливе. Также в списке, опубликованном на сайте президента Украины, значатся Роман Сущенко, Евгений и Артур Пановы, Александр Кольченко, Олег Сенцов, Станислав Клых, Николай Карпюк, Павел Гриб, Алексей Сизонович, Владимир Балух, Эдем Бекиров.
Также участникам поджога обоснованно предполагали, что ночью в офисе нет людей, а значит, они не создавали опасности гибели человека. Следует принять во внимание, что площадь возгорания составила (по акту о тушении пожара) 3 кв. м. Несмотря на то, что значительность ущерба — это оценочная категория, мы полагаем, что действия с подобными последствиями не могут считаться особо тяжким преступлением.
Во-вторых, симферопольский филиал «Единой России» был зарегистрирован в Минюсте 24 апреля 2014 года. На момент поджога структура, признанная потерпевшей, не существовала де-юре. Представитель регионального отделения партии Александр Бочкарёв не смог пояснить в суде, на основании какого документа отделение владеет офисом. Более того, 18 апреля 2014 года замглавы Центрального исполкома «Единой России» Константин Мазуревский заявил РИА Новости, что партия не имеет отношения к горевшему офису и находится в Симферополе по другому адресу. Мы полагаем, что региональное отделение «Единой России» необоснованно было признано потерпевшим по делу, а также что в такой ситуации вообще некорректно говорить о нанесённом имущественном ущербе.
В-третьих, преследование за аналогичные деяния, неоднократно имевших место ранее на территории России, как правило, бывает менее жестким. Так, в 2009 году был совершён поджог офиса ЕР в Пензе, в 2011 году - вБратске, в Иваново, в Южно-Сахалинске и в Москве, в этих случаях уголовные дела были возбуждены по ст. 167 УК РФ («Умышленное повреждение или уничтожение чужого имущества»). В 2011 году поджог офиса ЕР в Брянске расследовался по ст. 213 УК РФ («Хулиганство»). В 2012 году в Новосибирске в результате поджога офиса ЕР путём забрасывания в окно бутылки с зажигательной смесью выгорело 3 кв. м., было возбуждено уголовное дело по ст. 214 УК РФ («Вандализм»).
2. Дело имеет признаки фальсификации: обвинение в участии в террористическом сообществе является необоснованным.
Опираясь на известные материалы дела, мы считаем недоказанной версию следствия о существовании террористического сообщества, организованного Сенцовым и имеющего отношение одновременно и к поджогам офисов «Русской общины Крыма» и «Единой России», и к подготовке взрыва памятника Ленину.
Во-первых, эта версия базируется исключительно на показаниях других обвиняемых, Афанасьева и Чирния. При этом Афанасьев в суде отказался от показаний, данных на предварительном следствии, заявив, что дал их по принуждению. Чирний показания в суде подтвердил, при этом ранее он сообщал на встрече с украинским консулам, что при задержании подвергался побоям и угрозам. Мы полагаем, что к изучению этих показаний следует подойти максимально критически, поскольку вероятность вынужденного оговора с их стороны крайне высока.
Во-вторых, из записи разговора Чирния и Пирогова становится понятно, что Чирний к началу подготовки взрыва решил разорвать отношения с людьми, с которыми осуществлял поджоги, так как возмущается непрофессионализмом и безответственностью своих «коллег», считает, что они напрасно подвергают его опасности.
Так или иначе, следствие не представило убедительных доказательств, что Кольченко состоял в террористическом сообществе. Участие в однократном противоправном действии не говорит о том, что обвиняемый является участником организованной преступной группы на постоянной основе, а групповой характер этого действия в достаточно мере охватывается соответствующими квалифицирующими признаками («действия, совершённые группой лиц по предварительному сговору»).
Утверждение о том, что Кольченко «...в марте 2014 года начал посещать различные публичные массовые мероприятия сторонников нахождения данного региона в составе Украины, где в ходе личного общения с Сенцовым О.Г., позиционирующим себя как представителя организации «Правый сектор», узнал, что последний создал группу для совершения в соответствии с идеологией «Правого сектора» совместных действий, дестабилизирующих деятельность органов власти Российской Федерации...» не подтверждается ничем (Кольченко действительно посещал публичные и непубличные мероприятия с участием Сенцова, однако, нет доказательств в пользу того, что тот рассказывал ему о якобы созданной группе). Столь же голословным является утверждение о том, что Кольченко выразил согласие присоединиться к группе.
В своих показаниях Кольченко рассказывает, что в конце марта ему позвонил Боркин, сказавший, что узнал номер телефона от Афанасьева, и предложил встречу. По словам Боркина, они ждали Афанасьева и Сенцова для «серьёзного разговора», но не дождались. Очевидно, что этот эпизод не даёт возможности делать какие бы то ни было выводы, и показательно, что Афанасьев о нём не упоминает (если бы эпизод имел значение для уголовного дела, активно сотрудничающий со следствием Афанасьев с большой вероятностью рассказал бы о нём).
Из показаний Афанасьева следует, что он ожидал, что Кольченко примет участие и в первом поджоге, однако, ни Кольченко, ни Боркин не явились. В материалах дела не представлено никаких доказательств, что Кольченко был в курсе этих ожиданий.
Как указывает сам Кольченко, Боркин вновь пригласил его на встречу 17 апреля, там он сказал ему о том, что планируется поджог офиса «Единой России». Кольченко согласился принять участие в поджоге, и они присоединились к Чирнию и Афанасьеву. И Кольченко, и Чирний показывают, что были знакомы ранее по археологическим раскопкам (то есть с того момента до поджога офиса не пересекались).
Следствие произвольно расширяет состав преступления, вменяемого Кольченко, включая в него действия, которые преступными не являются: совместную с Сенцовым поездку на Майдан; звонок Сенцову 10 мая с сообщением об аресте Афанасьева и Чирния.
Утверждение о том, что преступная деятельность Кольченко продолжалась вплоть до момента его задержания 16 мая 2014 года, ничем не обосновано: в обвинении не указано ни на одно противоправное действие Кольченко после 18 апреля, кроме того, непонятно, из чего следствие делает вывод, что предполагаемая группа продолжила своё существование после ареста Сенцова, якобы являвшегося её лидером, предполагаемых постоянных участников (Афанасьева и Чирния), отъезда части подозреваемых из Крыма.
3. Дело имеет ярко выраженный политический подтекст: оно направлено на борьбу с противниками аннексии Крыма Российской Федерацией и на укрепление российской власти в оккупированном Крыму.
Основным признаком политического заказа является повсеместное упоминание запрещённого в России «Правого сектора». В случае с Кольченко утверждение о его принадлежности к этой организации абсурдно, его взгляды противоположны националистическим. Утверждения о том, что и другие фигуранты дела имеют отношение к ПС, либо голословны, либо опровергаются другими доказательствами по делу: например, Чирний в разговоре с Пироговым заявляет, что люди, с которыми он совершал поджоги, «не из «Правого сектора».
Так или иначе, принадлежность к ПС, прямая или косвенная, даже если она бы имела место в случае с фигурантами дела Сенцова, не утяжеляет уголовную ответственность и не доказывает вину. Суть предполагаемых преступлений нисколько бы не изменилась, если бы их совершали члены других организаций или люди, в организациях не состоящие. Очевидно, дело представляет собой показательный процесс, являющийся частью политической кампании по формированию осязаемого и примитивного образа врага («украинские националисты, террористы из Правого сектора»).
4. Расследование дела велось с массовыми нарушениями международного права и прав человека, процессуальными нарушениями.
а) Amnesty International (http://amnesty.org.ru/node/2927) утверждает, что ситуация в Крыму с марта 2014 года отвечает признакам оккупации. Такая квалификация ситуации соответствует определению режима оккупации в международном гуманитарном праве,1 а также практике международных судов.2
В связи с этим Россия как оккупирующая держава обязана соблюдать Женевскую конвенцию о защите гражданского населения во время войны (далее ЖК IV), а также нормы обычного гуманитарного права, регулирующие режим оккупации, в частности, содержащиеся в Положении о законах и обычаях сухопутной войны.3
В соответствии с международным гуманитарным правом, Россия не имела права этапировать фигурантов дела Сенцова из Крыма в Москву или любую другую часть России. Согласно ст. 76 ЖК IV покровительствуемые лица могут содержаться под стражей, а также отбывать наказание в форме лишения свободы только на территории оккупированного государства. Кроме того, международное гуманитарное право запрещает вынужденное перемещение гражданского населения оккупированной территории по мотивам отличным от обеспечения безопасности населения и веских соображений военного характера.4
Следует также отметить, что в соответствии с международным гуманитарным правом Россия ограничена в своих законодательных и административных полномочиях. Согласно положениям ЖК IV и нормам обычного гуманитарного права администрирование оккупированной территории должно осуществляться местными органами, действовавшими на момент начала оккупации, в свою очередь рассмотрение дел по обвинению в нарушении уголовного законодательства уполномочены осуществлять местные суды. Прекращение полномочий вышеуказанных органов возможно только в случае их отказа от выполнения профессиональных обязанностей.5 Несмотря на то, что оккупирующая держава может создавать отдельные органы и военные суды с целью более эффективного администрирования территории, она не в праве ни при каких обстоятельствах попросту устранять действовавшую ранее систему органов власти и заменять ее новой без наличия на то веских оснований.6
Аналогичным образом Российская Федерация не вправе целиком отменять действовавшее на момент начало оккупации уголовное законодательство и заменять его своим. Ограниченные законодательные полномочия предоставлены оккупирующей державе с целью изменения законодательства, применение которого угрожает безопасности или препятствует имплементации международного гуманитарного права, а также для более эффективного администрирования оккупированной территории. Рассматривать дела о нарушениях принятого таким образом законодательства уполномочены исключительно неполитические военные суды.7
б) Имело место принуждение Кольченко и других фигурантов дела к смене украинского гражданства на российское. Это частный случай массовой смены гражданства среди жителей Крыма без их активного волеизъявления, при этом лица, находящиеся в заключении, практически лишены возможности сопротивляться насильственной смене гражданства или избегать общения с российскими органами власти в статусе российского гражданина.
В соответствии с нелегитимным Договором о принятии в Российскую Федерацию Республики Крым люди, зарегистрированные в Крыму на момент референдума, автоматически признаются гражданами РФ, если они в течение месяца (до 18 апреля 2014 года) не написали заявление об отказе от российского гражданства.
По закону
«О гражданстве РФ», при изменении границ РФ лица, проживающие на территории, государственная принадлежность которой изменена, имеют право на выбор гражданства в определённые сроки (впрочем, данная норма закона касается изменения границы по международному договору, изменение границ в одностороннем порядке законом не предусмотрено). Однако мы полагаем, что неявка в ФМС не может считаться выбором, необходимо произвести активные действия, которые бы свидетельствовали о том, что человек желает принять российское гражданство. Мы считаем, что во всех случаях гражданство должно приобретаться взрослым человеком по его личному заявлению, в частности потому что закон требует от кандидата в гражданство подписать обязательство о соблюдении Конституции и законов РФ.
Кольченко был признан гражданином России на основании справки ФМС о том, что он зарегистрирован в Симферополе. При этом он никогда не получал российский паспорт, на всех судебных заседаниях о продлении ареста и на слушаниях по существу дела заявлял о том, что считает себя гражданином Украины, сохраняет украинский паспорт, по мнению украинских властей, является гражданином Украины.
11 ноября 2014 года в ответе Генпрокуратуры РФ на запрос украинского депутата Александра Бригинца фигуранты дела Сенцова были названы гражданами Украины. В январе 2015 года Киевский районный суд Симферополя отказался признать за Кольченко украинское гражданство.
13 мая 2015 года при продлении ареста Кольченко в Мосгорсуде судья Андрей Моторин не стал спорить с доводами защиты Кольченко, указывавшей на то, что он не получал российский паспорт. Моторин публично согласился с тем, что в российском паспорте Кольченко нет подписи получателя и назвал его в решении о продлении ареста гражданином Украины.
Тем не менее, 21 июля Северо-Кавказский окружной военный суд отказался допустить украинского консула к Сенцову и Кольченко. Сторона обвинения продолжает настаивать на том, что они являются гражданами России.
