Александр Верховский

Обращаясь к горячим сторонникам отмены статьи, я хотел бы сказать, что в любой стране публичный призыв может считаться опасным преступлением. Есть классический пример, что кричать «пожар» в переполненном театре может считаться преступлением и не защищается первой поправкой, это из известного решения Верховного суда США. Если имел место призыв к погрому, который потом состоялся и повлек многочисленные жертвы, то это не подстрекательство в узком смысле, как это понимается уголовным законодательством. Человек не подстрекал кого-то лично, он не договаривался, он не соучастник формы подстрекательства, он произносил некий абстрактный текст, но погром все-таки состоялся. Поэтому это должно быть отдельной статьей, а не проводиться через форму соучастия.

И, кстати, в США, при наличии первой поправки, тем не менее тоже возможны высказывания, которые не являются прямым призывом даже к преступлению, но которые не защищаются первой поправкой, если в этом может быть усмотрена угроза каким-то конкретным людям, даже если эта угроза не была прямо высказана и лично не адресована. Это решение Верховного суда 2003 года. Понятно, что все это довольно тонкие материи и в них действительно должен разбираться суд, но это сложно.

Есть проблема понятного правового языка. Наталье непонятно, что значит возбуждение ненависти. На самом деле, многим непонятно, хотя написаны горы текстов об этом. Это как раз и есть то, что решают суды и что постепенно становится понятным. Вот в 60-е годы у нас в Советском союзе понятие «хулиганство» было непонятным и вызывало трудности при введении в практику.

Я согласен, что надо сделать закон яснее и сузить его состав. Именно поэтому я и говорил о том, что надо заменить «возбуждение ненависти и вражды» на «публичные призывы к совершению определенного рода преступлений». Отвечая Олегу Орлову, я могу сказать, что да, кто-то уйдет при этом безнаказанным, хотя, наверное, он, по-человечески говоря, виноват. Но это и есть цена свободы слова и судебной процедуры.

Говоря конкретней, безусловно, из статьи должна уйти «социальная группа», но не потому, что это может быть полиция или власть, это частная проблема, хотя и очень важная, а потому что, в принципе, открытый список в уголовном законе нарушает принцип правовой определенности. Этого не должно быть. Зато должно сохраняться понятие умышленности этого преступления, потому что мотив, да, трудно доказывать. Но вообще-то мотив доказывают, и он присутствует как нормальный элемент права везде и всюду, не то чтобы это прямо уж невозможно.

Что касается экспертизы, я совершенно со всеми согласен. Как правило, экспертиза не нужна, но бывают случаи, когда она нужна. Это когда к специфической целевой аудитории оратор обращается на специфическом для нее языке. Классический пример — тексты каких-либо политически-религиозных групп. Тогда судья и следователь просто не понимают, что там написано, у них нет соответствующих аллюзий, они не понимают, а целевая группа понимает. Экспертиза в этом случае нужна, но чтобы заказывали, когда надо, а когда не надо, нужно процессуально очень затруднить это дело. Это требует некоторых бюрократических решений. И, главное, поручать экспертизу надо не лингвистам, не психологам, а специалистам по той конкретной целевой группе, к которой обращен этот текст. Если это листовка радикальных исламистов, ее должен читать исламовед, а не социопсихолог.

Тут почему-то, к моему даже удивлению, были слова в защиту процедуры запрета материалов как экстремистских. Мне кажется, что эта процедура, хотя прямо и не связана с 282 статьей, как раз не должна иметь место, не потому что не бывает материалов, которые очень опасны, а потому что этот механизм в принципе работать не может. Невозможно сделать так, чтобы запрещенный материал не распространялся, поэтому нет смысла даже начинать.

И последнее, по поводу того, какие наказания. Да, я считаю, что это должно быть скорее уголовное, чем административное наказание. Я предлагал переводить, скажем, «унижение достоинства» скорее в гражданские дела. Это должны быть иски обиженных к обижающим. И нужно там изменить какие-то процедуры в гражданско-процессуальном праве, чтобы сделать это возможным. Сейчас это довольно затруднительно. Остальное, да, наказанием могут быть штрафы, ограничение в профессиональной деятельности на какое-то время, которое у нас предусмотрено в законе, это могут быть наказания в виде временных обязательных работ, например, отправить молодого человека постирать свастики на заборе. Лишение свободы же, я думаю, должно применяться только в тех случаях, когда действительно имело место наступление тяжких последствий, связанных с тем высказыванием, за которое человека судят. Это бывает довольно редко, но бывает все-таки.