Российские власти депортировали беженку из Конго, подвергавшуюся на родине пыткам и насилию

19 января около полудня Федеральная миграционная служба России запросила мои паспортные данные, чтобы следующим утром допустить меня в реадмиссионный центр к конголезской беженке Марии (имя изменено из соображений безопасности) в качестве переводчика во время посещения психолога. 18 января после обеда УВКБ ООН подтвердило, что 20-го в 9 часов утра нас с психологом в очередной раз повезут в центр для оказания Марии психологической помощи, которая в последние дни очень жаловалась на самочувствие. Вечером Мария отправила мне SMS-сообщение, что у нее усиливается простуда и она не знает, как завтра сможет с нами общаться.

В шесть утра меня разбудил звонок Марии: «Меня сажают в самолет, меня возвращают в страну!» Оказалось, что в четыре утра к ней, не говорящей по-русски больной женщине, пришли сотрудники миграционной службы, подняли ее с постели, ничего не объясняя, отвезли в аэропорт, посадили на самолет и депортировали. Не дали обжаловать в установленные сроки ответ ФМС России, полученный только накануне, не позволили связаться ни со своим адвокатом, ни с переводчиком, ни с сотрудниками УВКБ ООН, курировавшими ее дело. В 7:15 самолет с Марией на борту уже вылетел из России. В таком экстренном порядке ФМС России депортировала не международного террориста, не уголовного преступника, не наркоторговца, а женщину, ставшую жертвой сексуального насилия со стороны военных в своей стране и в страхе ищущую убежища за рубежом.

Мария родом из провинции Гома Демократической республики Конго (ДРК). В экваториальной Африке Гома – одна из провинций с самыми тяжелыми условиями жизни, пребывающая с 1990-х годов в состоянии тотального насилия. В 1994 году из соседней Руанды хлынули сотни тысяч беженцев, спасавшихся от геноцида. В Гоме вспыхнула холера. Сложилась критическая ситуация, и началась гражданская война, продолжавшаяся до начала 2000-х. Сейчас официально война закончена, но Гома до сих пор слабо контролируется официальными властями Конго. В провинции действуют отряды повстанцев, которые вырезают мирное население, насилуют женщин и грабят деревни, не встречая сколько-нибудь сильного сопротивления со стороны официальной армии. Богатейшие земли стоят необработанными, потому что мужчинам опасно выходить в поле: повстанцы убивают всех без разбора. Женщины опасаются выходить из деревни к озеру за водой, потому что прямо на берегу их могут изнасиловать. Товар страшно везти продавать на рынок: можно не доехать. Мало кто из детей ходит в школу, потому что повстанцы насильно уводят их в леса и принуждают воевать.

Именно из этой провинции после смерти отца Мария уехала в Киншасу, столицу Конго, чтобы помочь своей матери и двум младшим братьям выжить. В Киншасе приходилось тяжело, без образования найти работу сложно, знакомых в городе не было. Мария познакомилась с активистами движения «Бана Конго» («Друзья Конго»), они выступали за прогрессивные изменения в обществе, приглашали ее к себе на собрания. Она ходила туда с удовольствием, хотя политикой никогда не интересовалась, скорее ради общения. В 2008 году Мария стала членом этого движения, ей предложили работу в их секретариате. Началась новая жизнь с неплохой работой. Движение было оппозиционным, но незапрещенным. Многие активисты носили майки с надписью «Бана Конго», чтобы привлечь внимание к движению.

29 сентября 2010 года Мария и несколько других активистов движения были на одной из центральных улиц Киншасы, где должен был проезжать кортеж президента Конго Жозефа Кабилы. Люди часто собираются там: одни – чтобы поприветствовать своего президента, другие – чтобы выразить недовольство. Из кортежа толпе иногда кидают мелкие деньги, что тоже подогревает интерес. 29 сентября, когда президентская машина следовала мимо толпы, один из стоящих достал камень и кинул в кортеж. Это был Арман Тунгулу, член демократического конголезского движения, жившего в изгнании в Бельгии и недавно приехавшего в Киншасу. Тунгулу тотчас же после того, как бросил камень, был схвачен военными и арестован. Через несколько дней официальные власти объявили, что Тунгулу сам удушил себя в камере наволочкой своей подушки. Правозащитники немедленно заявили, что в конголезских тюрьмах, к сожалению, нет подушек, а следовательно, и наволочек. Это громкое дело вызвало большую волну осуждения со стороны африканских и европейских демократических сил и международных правозащитных организаций.

Однако в тот день был схвачен не только Тунгулу. Военные и полиция, появившиеся неизвестно откуда, бросили газовые шашки и стали ловить убегающих людей. Они хватали всех, кто попадался под руку, и запихивали их в военные машины. Правда, не забывали и грабить арестованных. С Марии сорвали цепочку и серьги, кинули ее в машину. От газа она потеряла сознание, а пришла в себя только в камере. Ее майка «Бана Конго» была для военных свидетельством ее причастности к оппозиции. Тунгулу не имел никакого отношения к «Бана Конго», но в тот момент это уже не имело никакого значения. Следующие пять дней Мария провела в аду: каждый день приходили военные и насиловали ее, вкалывали ей какие-то препараты, грозили убить сразу, как только заканчивали насиловать. Все это время она была с завязанными глазами, где-то рядом были другие женщины, она слышала их крики и плач. На шестой день один из охранников, пожалев Марию, помог ей бежать. Он предупредил, что если ее поймают еще раз, то тогда точно убьют.

Наступило время страха. Мария укрылась у подруги. Ей было страшно возвращаться домой, ведь ее могли разыскивать; было страшно выходить на улицу, потому что можно было попасться на проверке документов; было страшно, что солдаты заразили ее СПИДом. Невозможно было идти на работу, ведь ей сказали больше не связываться с оппозиционерами. Невозможно было обратиться за помощью к психологу, ведь пришлось бы рассказать, что она сбежала из тюрьмы. Мария пошла сдавать анализы на ВИЧ. Выяснилось, что СПИДа нет, зато есть беременность. Мария не знала, как это вынести. Она сделала аборт.

Единственным человеком, который согласился помочь ей в такой ситуации, был Шарль. В детстве их родители договорились и заключили между детьми традиционный брак. Но Шарль позже уехал в Бельгию, и супругами они не стали. Шарль предложил Марии уехать из Конго, и ей это показалось единственным выходом. Ее познакомили с неким европейцем, который сделал ей поддельный паспорт на чужое имя и две визы – российскую транзитную и шенгенскую. В январе 2011 года они вместе прилетели в Россию. Этот человек отвез Марию в Калининградскую область на пограничный пункт с Польшей и отправил одну переходить границу. На польской границе Марию задержали, так как у нее был поддельный паспорт. Мария обратилась за статусом беженца в Польше, но ей было отказано в рассмотрении ее ходатайства на основании договора о реадмиссии. Согласно этому договору, ответственность за предоставление Марии убежища несет страна ее первого прибытия, то есть Россия, где она могла воспользоваться правом подать ходатайство, но не сделала этого. Мария провела в Польше более полугода, надеясь на рассмотрение ее ходатайства по существу, но в октябре 2011 года все же была возвращена в Россию.

В России Марию поместили в реадмиссионный центр ФМС России «Болшево», где она при содействии УВКБ ООН и поддержке адвоката Правозащитного центра «Мемориал» Эмиля Таубулатова попросила статус беженца в России. Ее ходатайство было рассмотрено – она получила отказ. Адвокат обжаловал отказ в ФМС России – жалоба не была удовлетворена. В декабре 2011 года Мария обратилась в УФМС по Московской области с ходатайством о предоставлении временного убежища, но снова получила отказ. Нужно отметить, что ее ходатайство было рассмотрено в ускоренном порядке – всего за неделю, в то время как обычно эта процедура занимает около трех месяцев. Полученный отказ был также обжалован в ФМС России. Решение ФМС России не было выдано адвокату заявительницы, ему обещали, что сотрудники УФМС по Московской области сами доставят решение непосредственно заявительнице. Из-за задержки в получении текста решения его не удалось немедленно обжаловать в суде. Мария действительно получила решение, но одновременно с постановлением о ее депортации. Таким образом, заявительнице не дали воспользоваться правом на обжалование решения ФМС России в судебной инстанции и депортировали ее в то время, когда она еще находилась в процедуре определения статуса.

Все три месяца, пока Мария находилась в реадмиссионном центре, она получала регулярную помощь психолога УВКБ ООН С. Чаплыгина, так как жаловалась на плохое самочувствие в связи с пережитым насилием, бессонницу, депрессию и суицидальные настроения. Во время нашего визита, который намечался на 20 января, Мария планировала в письменном виде обратиться с ходатайством о предоставлении консультации психиатра в связи с навязчивыми мыслями.

Именно к этой глубоко травмированной, больной женщине в 4 утра пришли без предупреждения и объяснения сотрудники миграционной службы. Даже ожидание возможного возвращения в страну, где она подверглась пыткам и насилию, являлось для Марии постоянным травмирующим фактом. Депортация была проведена крайне грубо физически, с серьезными нарушениями норм закона и простой человеческой морали. С момента вылета из России телефон Марии не отвечает. УВКБ предприняло попытку перехватить Марию во время пересадки в Марокко, но пока данных о результате нет.

О том, что происходит с возвращенными в ДРК беженцами, есть много информации из разных источников, в том числе отмечаются факты уголовного преследования и тюремного заключения в случаях, когда становится известно, что возвращенный просил за рубежом убежище. Надо понимать, что в случае Марии само возвращение в конголезскую тюрьму будет тем фактором, который окончательно может подорвать психическое здоровье женщины. Почему была совершена такая жестокость, почему сотрудники миграционных органов, как тати в ночи, творили это беззаконие? Хотелось бы это понять. Но важнее всего было бы выяснить, где Мария и что с ней. Но, скорее всего, мы этого уже никогда не узнаем.