Владимир Путин и никарагуанские «контрас»: что общего?

16 октября Владимир Путин направил в Госдуму законопроект, согласно которому, «в связи с исключительными обстоятельствами, затрагивающими интересы Российской Федерации и требующими принятия безотлагательных мер», Россия отзывает свою подпись под заявлением, сделанным при подписании Первого дополнительного протокола к Женевским конвенциям 1949 года.

Первая реакция была — возмущение и паника. Но потом нас поспешили успокоить: речь идет всего-то о подписанном СССР в 1977 заявлении о признании юрисдикции «Международной комиссии по установлению фактов серьезных нарушений гуманитарного права в рамках вооруженного конфликта международного характера».

Причины, перечисленные Путиным в письме в Госдуму, удивляют: «Международная комиссия по установлению фактов… фактически не выполняет своих функций» — а что у нас работает? «Российского представителя в ней [в комиссии] нет» — ну и что? Ну, деньги мы туда платим. А вот это уже интересно: «Кроме того, в нынешней международной обстановке риски злоупотребления полномочиями комиссии в политических целях со стороны недобросовестных государств существенно возрастают».

Комментаторы сразу обратили внимание на сиюминутно-политический смысл такого выхода из юрисдикции Комиссии: Сирия, и далее везде, где ступит нога государевых людей. На это можно повторить вопрос: а что у нас вообще работает?

Международный уголовный суд? Россия не признает его юрисдикцию. Как, впрочем, и США. И многие другие страны?

Трибуналы ad hoc? Их создание легко заблокировать, если ты — постоянный член Совбеза с правом вето.

Европейский суд по правам человека, единственный орган, чьи решения юридически обязательны? Россия их не исполняет, — то есть исполняет частично, выплачивая компенсации как «налог на безнаказанность». Но при этом — ни расследования преступлений, ни «мер общего характера», которые предотвратили бы их повторение.

На этом фоне и без того неработающая Комиссия не выглядит серьезно.

Но давайте вспомним: Российская империя стояла у истоков Международного гуманитарного права. Тогда, полтора века назад, в мире, в образованном классе было ощущение: это — «про каждого». В эпоху массовых мобилизационных армий каждый или его родственники могли стать жертвами.

Две мировые войны лишь усилили понимание того, что «права человека» не есть внутреннее дело государств, что, грубо и массово нарушая права человека, государство становится угрозой международному миру и безопасности. Именно эта мысль заложена в основе ООН, Совета Европы, ОБСЕ и других созданных за последние десятилетия международных организаций.

Однако Россия в последние годы создала другую, альтернативную, параллельную систему — Шанхайскую организацию сотрудничества, Организацию договора о коллективной безопасности и т. п., — в основе каждой из которых лежит явно прописанное положение о примате интересов государств перед правами человека.

Россия не собирается оставаться и закукливаться в этой доморощенной системе — об этом свидетельствует недавнее признание, что угрозы «выйти из Совета Европы» были всего-навсего блефом. Но одновременно идет последовательное выхолащивание всей системы международного сотрудничества — начиная от Совета Европы и кончая ООН.

Последняя путинская инициатива — из этого ряда. Только вот не работает.

Еще в 1987 году, рассматривая вооруженный конфликт в Никарагуа, Межамериканский суд отметил, что нормы Женевских конвенций и Дополнительных протоколов к ним обязаны соблюдать не только Высокие договаривающиеся стороны. Что даже партизаны всех мастей также обязаны уважать эти нормы, ведь они стали частью основ, обычая, jus cogens.

А в 1993 году ООН признала нормы Четвертой Женевской конвенции о защите гражданского населения во время войны, органическая часть которой есть деятельность Комиссии, неотъемлемым элементом обычных норм международного права, то есть обязательной для всех сторон вооруженных конфликтов.

Так что Путин может сколько угодно писать в Думу, а та голосовать. Не получится.

Другое дело, что Комиссия, да, пока что не работает. Крот истории роет медленно, но глубоко.