Россия в год столетия Сахарова: «иноагенты», «нежелательные организации», «профилактический учёт»

В мае весь мир отмечал столетие Андрея Дмитриевича Сахарова, великого физика, одного из немногих наших соотечественников, отмеченных Нобелевской премией. Но премию эту он получил не как физик, а как общественный деятель, внесший новые смыслы в развитие международных отношений. Сахаров пожертвовал благополучием и блистательной научной карьерой ради защиты мира, справедливости и прав человека. В советское время Сахаров был голосом независимого — независимого от власти! — общественного движения. Он вступался за гонимых, преследуемых, за тех, на кого вешали ярлыки «отщепенцев» и «клеветников».

Андрей Дмитриевич Сахаров стоял у истоков общества «Мемориал». С «Мемориалом» тесно связан последний год его жизни. Теперь на «Мемориал» повесили ярлык — «иностранный агент». В законы вносят новые и новые поправки, все больше осложняющие работу общественных организаций. Вряд ли кто-то усомнится: в наши дни Сахаров протестовал бы против подобного давления на неправительственные организации.

Понятие «иностранный агент» было введено в российское законодательство в 2012 году. За последние полгода в «агентское» законодательство внесено много поправок. Теперь «агентом» могут признать не только общественную организацию или СМИ, но даже физическое лицо, обычного гражданина. Или организацию без юрлица, то есть просто группу граждан, активистов.

Формально «иностранными агентами» можно признать тех, кто занимается «политической активностью», и получает финансирование из-за рубежа. Однако термин «политическая активность» толкуется произвольно и расширительно — как любое публичное высказывание по любому вопросу, то есть всякая общественная активность может быть расценена как политическая деятельность. Листовки против незаконной свалки, одиночный пикет в защиту озера, выраженное в соцсетях мнение о власти, защита редкого журавля, — всё попадает под бесконечно растяжимое, «резиновое» определение «политической деятельности».

С «иностранным финансированием» то же самое. Слово «агент» вообще-то значит — действующий в чьих-то интересах, но это «действие в интересах» у нас даже не пытаются доказывать: происходит «объективное вменение».

Если кто-то занимается общественной деятельностью и при этом работает на иностранную компанию, или получит денежный перевод от родственника из-за границы на день рожденья, или получит пожертвование от какого-нибудь иностранца, то на него будет распространяться действие такого, с позволения сказать, «закона». Естественно, первыми жертвами «агентского» законодательства стали правозащитники, активисты, независимые от властей журналисты.

Нас убеждали, что «иностранный агент» — это так, просто слова. Но по-русски это значит: «шпион», «предатель». И действительно, после признания иностранным агентом организация (а теперь и гражданин) оказывается под пристальным вниманием властей. От них требуется подавать ещё больше отчётности, как будто раньше НКО не были прозрачны как стекло. Чаще происходят проверки. Все выпускаемые материалы, страницы интернет-ресурсов надо метить клеймом «иноагента». Один раз в одном месте не указал — штраф, и штраф немалый, хотя не всегда понятно, кому, где и когда ставить это «позорное клеймо». В итоге от «иноагента» шарахаются чиновники, отворачиваются партнёры и рекламодатели, которые не захотят рисковать, — так, например, произошло с интернет-изданием «Медуза»*.

Академик Сахаров считал международное сотрудничество и взаимодействие гражданских обществ залогом сохранения мира. Несомненно, его удивило бы наше новое законодательство о «нежелательных организациях». Сейчас этот список включает уже более трех десятков, в том числе признанных и уважаемых во всем мире правозащитных, просветительских и аналитических организаций, даже университетов, очевидно, не представляющих никакой «угрозы» интересам России.

Сама процедура объявления организации «нежелательной» ничем не аргументированным решением Генеральной прокуратуры предполагает произвол. Возможность судебного оспаривания такого решения оказывается фикцией, поскольку суд принимает на веру оперативные справки спецслужб, не содержащие ни описания сути, ни конкретных доказательств каких-либо «угроз».

За свою гражданскую позицию Андрей Дмитриевич Сахаров, как и другие советские диссиденты, получил не только поток грязной клеветы, но и разнообразные незаконные преследования. Возбудить против него уголовное дело не посмели, а вот против родственников такие дела пытались фабриковать. Давили на семью, используя провокации и иные «оперативные» методы.

И в наше время на правозащитников пытаются давить, применяя очевидно незаконные способы. Вспомним недавний случай с проникновением полицейских в квартиру организации, оказывающей помощь женщинам. Власть показала, что силой может делать всё, что считает необходимым.

О времени Сахарова иногда говорят: «Какие репрессии? Это же единичные случаи!» В последние три десятилетия советской власти 99% репрессий были внесудебными (это не фигура речи, можно посмотреть статистику!). Сажали одного из ста, в отношении остальных эти незаконные внесудебные репрессии осуществлялись в порядке «профилактики».

Как тут не вспомнить характерную для Дагестана проблему — продолжающуюся незаконную практику постановки граждан на профилактический учёт по категории «экстремист». «Профучёт» стал массовым с 2015 года. Тысячи жителей республики поставлены на профучет в органах внутренних дел, в основном, по религиозному признаку. Часто в списки попадают случайные люди, просто из-за ношения определенной одежды или длинной, по мнению полицейского, бороды.

Жизнь такого человека резко осложняется. Его регулярно останавливают на постах ДПС, вызывают и доставляют в органы внутренних дел, где многократно берут объяснения об обстоятельствах частной жизни, фотографируют, порой берут пробы ДНК и снимают отпечатки пальцев. У такого человека возникают сложности с трудоустройством, он не может свободно передвигаться по территории республики и за её пределами.

Такие действия сотрудников полиции нарушают права граждан на свободу и личную неприкосновенность, на свободу вероисповедания, передвижения, на неприкосновенность частной жизни.

Нормативные акты о постановке на профучёт засекречены, процедуры постановки на учёт и снятия с него не опубликованы, сотрудники МВД, как правило, никаких пояснений не дают.

Руководство МВД Дагестана то признаёт наличие профучёта, то отрицает его существование. В 2017 году глава МВД Абдурашид Магомедов объявил, что профучёт больше не ведётся. А в марте 2019 года, выступая в парламенте Дагестана, министр сообщил, что в республике ведётся база людей, «склонных к преступлениям экстремистской направленности». В Правозащитный центр «Мемориал» продолжают обращаться граждане с жалобами на притеснение полицейскими в связи с их нахождением в «списках профучёта».

Мы ни в коем случае не ставим под сомнение право и даже обязанность сотрудников полиции вести профилактику правонарушений. Но это должно происходить строго в рамках закона. Если «профилактический учёт» каким-то образом затрагивает права граждан, то алгоритм такого учета должен быть официально опубликован и строго соблюдаться.

Напоследок скажу, что в самые мрачные годы Сахаров надеялся, что его идеи будут востребованы, что его идеалы восторжествуют. Нам также остаётся надеяться, что здравый смысл восторжествует и принципы мира и прав человека, в том числе сформулированные Сахаровым, будут востребованы в современной России.

* Признана СМИ — иностранным агентом