Светлана Ганнушкина: Я чувствую, что Чечня мне не чужая

Руководитель Комитета помощи беженцам «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина уже много лет занимается проектами, связанными с Чечней. В этом году она баллотируется в Госдуму в Чеченской республике от партии «Яблоко». Правда, агитировать за себя Ганнушкина готова только в форме теледебатов. DW поговорила с правозащитницей о ситуации в Чечне, о раздробленности российской оппозиции и о Рамзане Кадырове.

DW: Как получилось, что вы занялись политикой?

Светлана Ганнушкина: Сначала я оказалась просто в роли переговорщика. Если вы помните, в феврале было открытое письмо к лидерам «Яблока» и ПАРНАСа. Его подписали 24 представителя интеллигенции, в том числе Дмитрий Быков, Сергей Юрский, Владимир Войнович, Лия Ахеджакова. Они призывали обе партии, наконец, объединиться и выйти на выборы с единым списком. «Яблока» и ПАРНАС теоретически не возражали, и руководитель Московской хельсинкской группы Людмила Алексеева предложила, чтобы представители гражданского общества были медиаторами в этом процессе.

В роли переговорщиков выступили Вячеслав Бахмин, Юрий Джибладзе и я. Втроем мы пытались договориться с лидерами партий, но их предложения были абсолютно нереалистичными. В ПАРНАСе предлагали учредить новую партию и провести общие праймериз, но на тот момент, в мае, официально все это оформить до выборов было уже невозможно. Были мы и в офисе Алексея Навального — он вообще, похоже, не придает этим выборам большого значения, его гораздо больше интересуют будущие президентские.

А в «Яблоке» Григорий Явлинский сказал, что ни о каких общих праймериз не может быть и речи, но он готов предоставить свой партийный список. Действительно, некоторые региональные политики так и сделали — подписали договор с «Яблоком» и идут от этой партии по одномандатным округам. В общем-то, наша миссия переговорщиков на этом закончилась. Получилось, что две партии остаются при своем мнении, а кандидаты решают каждый сам за себя.

— И вы решили стать одним из них?

— Григорий Алексеевич Явлинский предложил мне возглавить партийный список по Чечне. Если «Яблоко» проходит в Думу и набирает, скажем, 10 процентов голосов, партия может претендовать на 22 депутатских места. 10 из них — из федерального списка, а остальных доберут из региональных. Но об этом, как вы понимаете, говорить еще рано. Я долго сомневалась, но в итоге согласилась.

— Почему вы сомневались?

— Я считаю, что свое место в жизни нашла, и это именно правозащитная деятельность, а не политика. Но в то же время для меня важно показать, что мне небезразлично то, что происходит в Чечне. Меня с этим субъектом федерации многое связывает, я чувствую, что Чечня мне не чужая.

«Яблоко» сейчас действительно создало себе новый имидж, стало больше напоминать коалицию. Я согласилась после того, как несколько моих знакомых в Чечне сказали, что, если я буду баллотироваться, они примут участие в выборах и проголосуют за «Яблоко». А иначе не пойдут вообще. Кроме того, у меня есть еще задача отвести на себя огонь от тех, кто идет в списке «Яблока» следом за мной.

— Что именно связывает вас с Чечней?

— Очень много. 5 лет мы вели там медицинский проект от Еврокомиссии — привозили медикаменты, помогали людям получить бесплатное лечение, оплачивали обследования, которые невозможно было найти в государственных медучреждениях. Принимали беженцев из Чечни в Москве, устраивали их в больницы, если речь шла о сложных случаях.
Потом был проект Елены Буртиной по помощи чеченским школам. Мы объездили 20 школ — в горных районах, куда не доходила гуманитарная помощь. В каждой школе узнали, что именно ей нужно: где-то был отремонтирован спортивный зал, где-то был построен мостик, чтобы детям не надо было добираться в школу в обход ущелья. Отвезли книги для библиотеки и разные наглядные пособия.

Потом был следующий проект — мой любимый. Мы получили грант на издание книг на чеченском языке. Писательница Тамара Чагаева собрала группу переводчиков, и мы издали трехтомник сказок народов мира на чеченском языке. Это очень важный проект — когда мы издали первую книжку, я две недели ходила, прижав ее к груди, как новорожденного ребенка.
А сейчас мы бьемся за то, чтобы государство, наконец, восстановило дома, разрушенные во время войны. Ведь многие люди до сих пор не могут получить компенсацию. Причем ее размер не индексируется — в 1997 году, когда постановление правительства принималось, компенсация составляла 120 тысяч рублей — это было 20 тысяч долларов. Сейчас на 120 тысяч, конечно, дом не восстановишь, поэтому нужно менять формулу.

— Вы с самого начала заявили, что не поедете агитировать в Чечню…

— Не совсем так. Я не буду устраивать там встречи с избирателями. Потому что у людей, которые готовы прийти на такую встречу, могут быть неприятности. А люди могут прийти, меня в Чечне многие знают. При этом Кадыров, как известно, считает и меня, и многих других правозащитников врагами народа.

И если будут какие-нибудь выпады с обливанием краской, как недавно было с Игорем Каляпиным (российский правозащитник. — Ред.), мои друзья мужского пола за меня вступятся, и неизвестно, чем это может закончиться. Но сейчас мы ведем переговоры о проведении телевизионных дебатов с Рамзаном Кадыровым, который в Чечне возглавляет региональный список от «Единой России». Если он примет наш вызов, я готова поехать в Чечню на дебаты.

— Рамзан Кадыров хочет стать депутатом?

— Вряд ли, думаю, в реальности депутатом станет кто-то из тех, кто идет в партийном региональном списке следом за ним. А он идет первым номером, чтобы люди проголосовали за партию власти.

— И вы готовы с ним дискутировать?

— Да, мы уже отправили список вопросов, которые стоило бы с ним обсудить. Они касаются и прав женщин, и восстановления домов, и многого другого. Я, правда, еще не решила, как реагировать, если Кадыров, как ему это свойственно, начнет кричать, и ведущий его не остановит. Скорее всего, буду апеллировать к традиционному чеченскому уважению к старшим. Все-таки я старше Рамзана на 34 года.

— Вы раньше уже общались с главой Чечни?

— Да, был момент, когда он пытался нас приручить. В 2008 году он вызвал на дискуссию группу правозащитников, предлагал нам даже принять участие в политической жизни республики. Журналистку Наташу Эстемирову он хотел назначить председателем поселкового совета, а мне предлагал построить дом в Чечне и обещал «любить как родную мать». Я отказалась, а Наташи через полтора года не стало.

— Какое он произвел тогда впечатление, что он за человек?

— Кадыров — человек спонтанных реакций, ничего не скрывает. Он тогда рассказывал о себе, о своем детстве, о том, как на него покушались, как был убит его отец. Он вызывал даже сочувствие как недолюбленный, недоигравший ребенок. По сути, ему досталась власть, к которой его не готовили — ведь Ахмат Кадыров делал ставку на старшего сына, который погиб.

В представлении Рамзана мир устроен иерархично. У него нет представления о разделении властей, о независимых институтах. Он, например, не понимает, что омбудсмен по правам человека — это не начальник всех правозащитников. Он может сделать выволочку не только своим министрам, но, например, прокурору или руководству местного МВД, которое, вообще говоря, подчиняется не ему, а федеральному ведомству.

— Если «Яблоко» действительно наберет 10 процентов голосов, вы пойдете работать в Думу или уступите место другому кандидату из Чечни?

— Не знаю. По моим наблюдениям, женщины из «Яблока», вспомните Елену Мизулину и Ирину Яровую, в Госдуме быстро портятся…